Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ)

Вроде бы волноваться в самом деле не о чем: доза яда будет небольшой, и Патрику знакомо состояние транса — потусторонний мир он "посещал" уже много раз… Но почему тогда я готова свернуть аббату шею, лишь бы помешать проведению сеанса?.. Звук голосов стих, когда на пороге появился Патрик. Его личико было сонным, глаза, пробежав по присутствующим, радостно остановились на мне.

— Здравствуй, Патрик, — мгновенно оказавшись рядом, я обняла его. — То, о чём, сейчас попросит аббат Джозеф…

— Дочь моя, — сурово прервал меня аббат. — Это решение должен принять Патрик и никто другой.

Пока он излагал суть предстоящего испытания, мне всё больше хотелось его придушить. Патрик внимательно слушал. По лицу Доминика блуждала ехидная ухмылка, взгляд пару раз остановился на пальцах Патрика, вцепившихся в мою ладонь.

— Ты не обязан этого делать, — прошептала я, едва аббат замолчал. — Это может быть опасно и не известно, даст ли желаемый результат.

Аббат с укором покачал головой.

— Ты тоже будешь здесь? — с надеждой спросил Патрик.

— Конечно, но…

— Тогда я согласен.

— Патрик, — развернув к себе, я взяла его руки в свои. — Я не хочу, чтобы ты на это соглашался.

Краем глаза я видела, как брат Клеомен удержал за плечо снова собрашегося вмешаться аббата. Но Патрик только беспечно улыбнулся.

Бешенство, в котором я покинула собрание, было бы трудно облечь в слова. Аббат попытался распрощаться со мной по-дружески, но я даже не обернулась и для себя решила, что непременно сниму кожу и с него и с обоих итальянских посланцев, если с Патриком что-то случится. Доминик не разделял моего настроя, но от ехидных комментариев воздержался. В ту же ночь мы отправились к доктору Лики, который выверил безопасную дозу яда, снабдил сывороткой против укуса японского щитомордника и, явно избегая задавать вопросы, пожелал нам удачи. Теперь между сеансом и его проведением не стояло ничего…

Комната, где он должен быть проходить, показалась мне мрачной несмотря на зажжённые свечи. Проигнорировав приветствие аббата, я подошла к дивану, на котором расположился Патрик. Вокруг дивана, словно почётный караул, стояли брат Клеомен и отец Энтони, оба итальянца, брат Уильям, брат Томас и брат Фрэнсис — последний должен был выполнять обязанности медика. При виде меня Патрик вскочил на ноги, я мягко вернула его на диван. Всё было готово. Набрав яд в шприц, брат Френсис подошёл к Патрику, и тот с готовностью закатал рукав рубашки…

Минуты тянулись бесконечно. Не знаю, сколько их прошло: три, пять, десять… Откинувшись на спинку дивана, Патрик не проявлял ни симптомов токсического отравления, ни признаков перехода в состояние "повышенной бессознательной деятельности". Его личико было спокойным, блестящие зелёные глаза не отрывались от меня. Но постепенно дыхание его учащалось, зрачки расширялись, а взгляд становился рассеянным. Он блуждал по всей комнате и вдруг сосредоточился на чём-то в дальнем углу. Плотно сжатые губы разомкнулись, и я услышала тихое:

— Входите тесными вратами… потому что широки врата и пространен путь… ведущие в погибель… и многие идут ими…

Братья и преподобные отцы зашевелились, растерянно переглядываясь, пока один из итальянцев не произнёс:

— Matteo[1]…

— Глас вопиющего в пустыне, — пробормотал Патрик. — Приготовьте путь Господу… прямыми сделайте стези Ему…

Я недоумённо повернулась к Доминику, но на мой непроизнесённый вопрос ответил отец Энтони:

— Это из Евангелия от Марка…

— Тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного… — продолжал Патрик.

— Евангелие от Луки… Он цитирует из Евангелий четырёх апостолов…

— В начале было Слово… и Слово было у Бога, и Слово было Бог… — шептал Патрик. — В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…

— Evangelium secundum Ioannem[2]…- хором пробубнили итальянцы.

Патрик замолчал. На лбу у него выступил пот, лихорадочно блестевшие глаза продолжали таращиться в угол.

— Патрик… — осторожно позвал его брат Клеомен. — Что ты видишь?

Личико Патрика приобрело зеленоватый оттенок, по телу пробежала судорога.

— Ну всё, хватит! — я бросилась к столику у стены, где брат Фрэнсис расставил свои склянки, и, подхватив пузырёк с нашатырём и шприц с противоядием, мгновенно оказалась возле преподобного брата.

— Подождите, ещё рано, — возразил аббат. — Сын мой, где это произойдёт?

— …потому что земля эта будет пустынею… — голос Патрика стал хриплым, он начал задыхаться. — Ибо… где… будет… труп, там… соберутся орлы…[3]

— Назови место! — молил аббат.

Патрик зашёлся крупной дрожью, взляд его, до того вполне осмысленный, затуманился.

— Там, где разные твари земные соседствуют на одной поверхности… — прохрипел он. — Где встречаются пустыня и море… где из тумана выступают скалы… где выход сторожит огромный пёс… а вход освещает светильник без света… где под небом раскинулись жертвенные чаши… и в преисподнюю ведут тропы мёртвых…

— Введите ему противоядие! — рявкнула я. — Сейчас же!