Ремедиос часто говорила себе, что ей повезло. Условия, в которых она трудилась, были вполне сносными и, уж конечно, гораздо лучше, чем у нее дома. В ее стране все жили в нищете, кроме членов правительства и собственников земли. Вымогательство было в ходу у всякого, начиная от президента и заканчивая полицией. Даже из тех денег, что она посылала домой, половина уходила местным коррумпированным чиновникам, а из оставшейся суммы она отдавала четверть дяде Антонио, сводному брату своей матери, который устроил ее на работу к Ричвузам. Мистер Ричвуз советовал ей открыть счет на свое имя в американском банке и хранить деньги там, вместо того чтобы отсылать их домой. Сумма на счете увеличивалась бы за счет процентов, а не уходила бы на пропитание ее многочисленного безработного семейства, не позволяя расти благосостоянию самой Ремедиос. Она могла бы стать почти миллионершей лет через двадцать. Но Ремедиос не могла не отправлять деньги домой: ее братьям и сестрам нужно было что-то есть, а ведь теперь она, что ни говор и, была главой семьи.
Входная дверь отворилась, и миссис Ричвуз влетела в дом. Ремедиос услышала голоса детей — Джессики и Роберта: миссис Ричвуз отвозила их в школу и забирала по окончании занятий. Джесс вбежала на кухню, у нее были растрепанные золотистые волосы и небесно-голубые глаза. Она тут же обняла Ремедиос:
— Угадай, что у нас сегодня было в школе? Мы делали пахту! Учитель налил молока в маслобойку, и мы все стали крутить эту большую штуковину, и у нас получилась пахта, и мы все ее попробовали!
Ремедиос рассмеялась и привела волосы Джессики в порядок. Она такая рослая и крупная для шестилетней девочки и при этом на год моложе ее младшей сестры Долорес. Долорес не ходила в школу с тех пор, как семье стало не по карману за это платить. Ремедиос не видела Долорес уже полгода и скучала по семейной любимице. Она скучала по всей семье: по Хуану, и по близнецам — Марии и Луису-Хосе, и даже по Эсперансе, хотя и не очень с ней ладила. И конечно же, она скучала по бабушке, которая всегда заботилась обо всех.
— А ну-ка беги быстренько умойся, — сказала миссис Ричвуз Роберту, — и учти: я не намерена повторять это дважды! Твой отец может прийти в любую минуту. Ты же знаешь, по средам он любит сразу садиться за стол, чтобы успеть на собрание домовладельцев.
— Я не голоден, — начал ныть мальчик. Впрочем, он проделывал это каждый вечер.
— Ну что ж, значит, не ешь слишком много. Ты сможешь перекусить позже.
— Но я хочу пойти в видеомагазин, с Брэдом. Мне нужно купить один диск… — продолжал канючить Роберт.
— Вечером после школы? Вряд ли это возможно, — отрезала миссис Ричвуз.
— Но, мама, его брат отвезет нас, и на прошлой неделе ты сказала…
— О, а вот и машина твоего отца! — Миссис Ричвуз выглянула в окно. — Давайте поторопимся к столу!
— Но я хочу пойти вместе с Брэдом, ты сказала… — не сдавался Роберт.
— Боже, Роберт, прекрати напоминать мне о том, что я сказала! Давай съешь что-нибудь, мы проведем еженедельный семейный ужин, а потом ты сможешь идти…
Так всегда бывало у Ричвузов — они всегда были заняты, всегда куда-то спешили, их жизни протекали так быстро, что почти не соприкасались друг с другом. Совсем не так шла жизнь у них в Эквадоре. Большую часть своего времени семья Ремедиос проводила вместе. А после наступления темноты никому и в голову не приходило выйти на улицу, там всегда царила опасность. В новостях говорили, что в Калифорнии ночные прогулки тоже могут плохо закончиться, но Ремедиос не верилось в это. Перед тем как Ричвузы наняли ее, она бывала только в Лос-Анджелосе и ничего не знала о таких местах, как Восточный Эл-Эй[13]
или Баррио. Ей до сих пор было трудно представить, что здесь тоже водились бандиты, как и у них, в де Кито, где по темным улицам рыскали шайки молодых парней и подростков с ножами, готовые перерезать глотку каждому, кто попадется, чтобы получить пищу или деньги, чтобы купить ее. Случалось, что некоторым из этих налетчиков едва исполнилось пять лет… Нет, в Калифорнии она не видела ничего подобного!Ремедиос выкладывала на стол хлеб и масло, когда мистер Ричвуз вошел в дверь. Джесс подбежала к нему, и он подхватил девочку на руки. Ремедиос смотрела на них и пыталась представить, что сейчас чувствует Джесс. Ее отец умер, когда она была маленькой, сразу после рождения Долорес. Возможно, когда-то он тоже брал ее на руки, но она не могла вспомнить те времена, когда он еще был сильным и здоровым. Ее бабушка говорила, что смерть отца стала причиной смерти матери Ремедиос, потому что вскоре после его похорон та сильно заболела. Ремедиос до сих пор помнила, как мать страдала от изнурительных кровотечений и постоянной боли, превращаясь у них на глазах в подобие иссохшей бледной мумии. Но денег на врача у семьи не было, и им оставалось только смотреть, как их мать медленно умирала в течение двух мучительно долгих лет. Она оказалась слабой. «На то была воля Божья», — сказала бабушка.