— Так вот, — продолжила Минерва, она явно испытывала дискомфорт, но уже не могла остановиться, — зависала я как-то у Ноктурны, трахалась над новой песней, и тут отключили электричество. В доме напротив свет горел, так что мы решили, что вылетели пробки или что-нибудь в этом роде. У Ноктурны на этаже никого не было, и мы поднялись наверх. Выше этажом в одной квартире свет был, в другой — нет. Я не успела понять, что к чему, а Ноктурна уже колотила в дверь твоей бывшей квартиры.
Минерва допила кофе, просто чтобы чем-то себя занять.
— Все эти старые плакаты, «Сиу» и «Сестры милосердия», все эти дикие рисунки так там на двери и висели. Мы слышали музыку, стало быть, электричество в квартире было. Кто-то должен был быть там, но им потребовалось бог знает сколько времени, чтобы подойти к двери.
Минерва снова выдержала паузу, а у Моны в желудке начала раскручиваться тонкая спираль тошноты. Она не хотела это слушать, но в то же время ей это было необходимо.
— Это была Викторина. Она была вся потная и явно дергалась. Знаешь, она совсем не изменилась. Так же подводит глаза, а-ля Клеопатра, мажет губы черной помадой, начесывает свои нагуталиненные патлы в воронье гнездо, но она выглядит… Я не знаю. Грязной. Будто никогда не смывает этот свой макияж, а только подновляет. А квартира, то есть то, что я смогла рассмотреть, — это музей, храм Дивы Демоны.
Мона отвела взгляд.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — Головная боль начала сдавливать ей виски. — Что я могу поделать, если какая-то отверженная психопатка захотела устроить в своей спальне музей моего прошлого на манер придорожного музея Элвиса. Та часть меня умерла и давно похоронена. Почему меня должно волновать, во что Викторина превратила свою жизнь?
— Не в этом дело, — терпеливо ответила Минерва.
— А в чем тогда? — Мона начата жалеть, что приехала.
— Когда Викторина открыла дверь, она… — Минерва закусила губу. — Она была не одна.
— Великолепно, мелкая пиявка нашла новую хозяйку.
— Нет, — сказала Минерва. — Там была ты.
Мона нахмурилась:
— Что?
— Ну, не ты теперешняя. — Взгляд Минервы затуманился воспоминаниями. — Там была Дива Демона.
Тошнота разбухла, как тело бодибилдера, Мона стиснула зубы, чтобы ее не вырвало. Сумасшествие какое-то. Даже при мысли о том, что кто-то ее имитирует, имитирует ту, кем она когда-то была, у Моны возникло чувство, что над ней надругались, словно кто-то раскопал могилу любимого ребенка.
— Ты хочешь сказать, что эта свихнувшаяся сучка убедила кого-то играть для нее роль Дивы Демоны, чтобы она могла воображать, будто я ее не бросала?
— Может быть, хотя это был никакой не долбаный маскарад. Мы знаем друг друга со школы, и я тебе точно говорю — та цыпочка даже пахла, как ты. Ну или так, как ты пахла раньше. Если бы я не знала наверняка…
Тошнота, мучающая Мону, начала трансформироваться в спеленатую в кислотный кокон злость.
— Верю, — сказала она. — Правда верю.
Мона замолчала и прикусила губу. Она вспомнила, как впервые увидела Викторину. Тогда та была еще просто Вики. Серая мышка с фотоаппаратом пришла на шоу, и казалось, ей потребовалось все ее мужество, чтобы перешагнуть через порог клуба. Она была как чистая грифельная доска, как пустой сосуд в ожидании, когда его наполнят чем-то конкретным. Вики повстречала Диву Демону и решила, что нашла это. Поначалу Моне это даже льстило. Викторина была так внимательна по отношению к тому, что любит или терпеть не может Мона, так старательно изменяла себя, чтобы соответствовать идеалу госпожи.
Мона тряхнула головой:
— До встречи со мной она не знала, кто она. — Мону захлестывали волны тошноты и злости. — Она так старалась исполнить все мои тогдашние обманчивые желания, что постепенно превратилась в идеальную рабыню, которая мечтает только о том, чтобы сделать свою госпожу счастливой. Она готовила, убиралась в квартире, давала мучить себя, насколько мне позволяло воображение. Она была славной маленькой домохозяйкой вампира, а я была королевой ее мира. Словно я никогда не была другой.
Минерва сочувственно кивнула:
— Господи, можешь не рассказывать. Она была как твоя собственная версия монстра Франкенштейна. Ты сотворила ее из ничего, взяла простую белокурую цыпочку из пригорода и превратила в чертову готическую фанатку. А когда тебе наскучило играть в эту игру, для нее было уже слишком поздно, потому что в этой игре была вся ее жизнь. Она словно истратила всю свою энергию, пытаясь угодить тебе во всем, и для кого-то другого у нее уже ничего не осталось.
Мона опустила голову на руки, чувство вины и злость боролись в ее душе.
— Я не виновата, — сказала она и возненавидела свой слабый голос.
— Брось, конечно не виновата.
Минерва передвинулась вместе со стулом вокруг стола и положила руку на плечо подруги.
— Послушай, я совсем не хотела расстраивать тебя со всей этой ерундой. Просто я подумала, может быть, ты захочешь узнать о том, что кто-то здесь имитирует тебя, вот и все. Эй, посмотри на это с другой стороны. Может, тебе подать на нее в суд за нарушение авторских прав?
Мона уткнулась в плечо подруги и улыбнулась: