Читаем Вампиры Восточной Европы полностью

Вампир XX столетия. Граф Дракула в исполнении Б. Лугоши (1931).

Термин «вампир» возник примерно в 1720-х гг. в связи с эпидемией вампиризма в Юго-Восточной Европе, вызвавшей широкий резонанс на Западе. 11 марта 1732 г. слово vampyr угодило в Лондонский журнал, в статью о вампире из Венгрии (на самом деле из Сербии), но к тому моменту оно уже было известно в Австрии и Германии в форме vampir, восходящей к сербохорватскому первоисточнику. В 1734 г. в книге «Путешествия трех английских джентльменов» (сама книга полностью опубликована в 1745 г.) встретилось слово vampyre, близкое к современной англо-французской форме vampire. Все эти формы в свою очередь повлияли на этимологию наименования упыря на Востоке. Так, в 1769 г. «Словарь разноязычный» Н.Г. Курганова зафиксировал слово «вампир».

Обратное заимствование дало повод А. К. Толстому заметить устами своего героя Рыбаренко: «…им настоящее русское название: упырь; а так как они происхождения чисто славянского, хотя встречаются во всей Европе и даже в Азии, то и неосновательно придерживаться имени, исковерканного венгерскими монахами, которые вздумали было все переворачивать на латинский лад и из упыря сделали вампира» (повесть «Упырь», 1841). Справедливую претензию Рыбаренко портит ряд неточностей. Во-первых, помимо славян весомую лепту в генеалогию вампира внесли румыны (валахи). Во-вторых, имя коверкали не венгры (Рыбаренко вслед за французами и англичанами путает Венгрию с Сербией)[3] и не монахи (вероятно, герой намекает на популярный трактат лотарингского монаха О. Кальме). В-третьих, форма «упырь» восточно-, а не общеславянская, хотя она, несомненно, древнее «вампира».

У «вампира» и «упыря» имеется общий корень per (pir) или pi (ре), так что разница между ними невелика. В XIX в. значение корня истолковывали как «пить» (А.Н. Афанасьев, А.А. Потебня), тем самым намекая на склонность вампира к сосанию крови (кровосос, пиявка). В дальнейшем к этому толкованию добавились значения «дуть» (намек на раздутость тела вампира) и «жечь» (упырь — «не преданный огню, не сожженный»). Этими тремя версиями можно было бы ограничиться, если бы не множество аналогов вампиров, особенно у южных славян и румын, сводящих на нет все усилия лингвистов: вукодлак, караконджул, вештица, стригой, морой и т. д. У каждого из этих аналогов, в первую очередь у вукодлака, есть масса однокоренных коллег, и корни этих имен, конечно, имеют другой смысл.

Да и сами «вампир» с «упырем» теми учеными, кто неудовлетворен кровью, раздутостью и огнем, истолковываются порой весьма оригинально. Академик Б. А. Рыбаков осмысляет вампира (вжпърь) как очень архаичное определение «чужой, иной силы» (с позиций «чуждости» он трактовал и знакомых нам навий), тюркологи — как производную от корня «высасывать, выкусывать, приносить вред, портить» (у чувашей, башкир и татар есть схожий персонаж убыр, а у турок — убер). Румынский исследователь М. Казаку в качестве первоисточника указывает на слово со значением «летучая мышь» или «летать, планировать, парить в небе как пар». М. Фасмер сближает «вампира» и «упыря» со словом «нетопырь». Исторически гипотеза «полета» вряд ли оправданна. Впервые к летучим мышам, пьющим кровь животных и человека, характеристика «вампир» была применена лишь в 1762 г., то есть мышь получила свое имя от вампира, а не вампир — от мыши. Существуют гипотезы, возводящие упыря и вампира к манихейскому божеству (еретику) по имени Бан (Баан) и прорицателю из древнегреческого мифа по имени Амфиарий, но мне они не кажутся серьезными.

С ареалом обитания вампира ясности гораздо больше. Нынче мало кто сомневается, что его прародиной послужила Восточная Европа (отсюда — название этой книги). Наиболее богаты на вампирские предания Сербия и Черногория, Румыния и Молдова, в чуть меньшей степени — Словения, Хорватия, Македония, Словакия, Польша, Болгария. В Греции, Украине, Беларуси и России упырь почти сливается с «ходячим» покойником.

Современные вампиры. Герои сериала «Дневники вампира» (с 2009 г.).

Вопреки мнению об азиатских истоках, надо заметить, что у народов Ближнего Востока и населения Поволжья образ вампира не самобытен. За него можно принять ведьму (убыр, жалмауыз кемпир, мыстан кемпир), колдуна (убыр, мяцкай, вупар, обур, хохан), оборотня-людоеда (гуль, убыр). Чрезвычайно ярок образ албасты — ночного демона, который наваливается на человека, давит его во время сна и пьет кровь из сердца, но в традиции большинства народов он накрепко привязан к водной стихии.

Не увенчалась успехом попытка сослать предка вампира на кельтский Запад (Ж. Мариньи), где чудовищ хватает и без него. Монстров Азии, Африки, Америки и Австралии идентифицируют как вампиров по сходству с персонажем восточноевропейского фольклора. Базовый признак, по которому выносится вердикт, казалось бы, сомнению не подлежит: эта тварь пьет человеческую кровь. Но недавно вампира едва не лишили права на кровь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное