Ван Гог, Мане, Тулуз-Лотрек

И все же временами Лотрек работал. В январе, видимо, по просьбе Натансонов, он сделал афишу для драмы Жана Ришпена «Цыганка», поставленной женой Альфреда Натансона, Мартой Мелло, в театре «Антуан». Премьера состоялась 22 января. Лотрека мало интересовала сама пьеса. Вечер, когда шла генеральная репетиция, он провел в баре театра, занимаясь вместе с официантом уничтожением винных запасов, но, несмотря на то что не видел ни одной сцены «Цыганки», заявил, что пьеса имела «огромный успех», «бешеный успех». «Какой успех? Полный провал! Ее даже освистали», – возражали ему. «Возможно, – соглашался Лотрек, – но свистели мерзавцы».

Лотрек написал также несколько портретов, и в частности портрет, примечательный искрящимися красками, на котором изобразил любовницу одного из своих друзей, модистку Маргуен, хорошенькую блондинку с «тонкой мордочкой шустрой белочки», довольно инфантильную, в обществе которой он тоже не прочь был поребячиться. Из кратковременной поездки в Вильнёв он привез портрет Коолюса. Однажды он вошел в комнату Коолюса, смахнул рукой со стола листки рукописи, над которой работал писатель, и сказал: «Хватит! Ты мне нужен». Подведя Коолюса к мольберту, он произнес: «Садись, я напишу твой портрет в манере Эль Греко!» Это было сказано в шутку, ибо ничто в этом портрете не напоминает Эль Греко.

Почти все эти произведения дались ему с большим трудом. Куда девалась его былая легкость, воздушность? Весной Жуаян снова повез его в устье Соммы, и здесь Лотреку захотелось написать своего друга на большой доске (ее высота один метр пятнадцать сантиметров), в желтом охотничьем плаще, выслеживающего дичь. Он работал упорно, очень старался. Недовольный собой, чуть ли не каждый день соскребал все, что написал накануне, измучил себя, измучил Жуаяна, заставляя его позировать без конца, но так и не смог ничего сделать.

В то же самое время Лотрек иллюстрировал два романса Дио: «Твои глаза» и «В саду моего сердца»… На последнем рисунке он изобразил мужчину в умоляющей позе у ног жестокосердной женщины. Сам романс довольно «слюнявый», если употребить излюбленное выражение Лотрека, и рисунок тоже ему под стать. Но не был ли сюжет этого рисунка, как и деревянная лошадка, на которой врач рекомендовал ему упражняться, символом его жизни?

В середине апреля открылась Всемирная выставка 1900 года. Лотрек – он был членом жюри секции плаката – осмотрел выставку в кресле-каталке. В павильоне Африки его встретили очень радушно, но негры, яванские танцы, конголезские слоны, все то, что раньше вызвало бы его восторженные возгласы: «Чудесно, а? Что? Великолепно!» – сейчас в общем не произвело на него впечатления. Даже японский павильон, в который он так стремился, оставил его равнодушным…

Сократив свое пребывание в Париже, Лотрек уже в мае отправился в Ле Кротуа. Перед отъездом он подарил приятелю из «Вебера» свою палку, так как Вио раскрыл ее секрет.

* * *

Побережье Ла-Манша, в отличие от прошлого года, не вызвало у Лотрека желания работать. Люсьен Гитри, которого он встретил в Онфлере, предложил ему иллюстрировать программу «Западни», постановку которой собирались возобновить в ноябре в театре «Ренессанс». Лотрек набросал лишь один эскиз.

Все получалось не так, как он хотел. Все! В Гавре «Стар» и подобные ему заведения находились под наблюдением полиции. «Больше нет девушек у стоек!» Вдобавок ко всему у Лотрека не было денег. «Фирма „Анри Лотрек и компания“ совершенно прогорает!» – писал он Жуаяну. Управляющий Лотреков, ссылаясь на наводнения, которые нанесли большой урон виноградникам, на то, что трудно сбывать вина, решил уменьшить сумму, которая ежемесячно выдавалась художнику. С этим Лотрек не желал смириться. Он метал громы и молнии. «Его раздражение, бесспорно, объяснялось болезненным состоянием», – отмечает Жуаян, но оно еще было усилено сознанием, что «близкие не понимают его». А в общем-то Лотрек был прав: родные нарушили договор.

Лотрек взбунтовался. Он упорно требовал денег. Это «стало у него навязчивой идеей». Начались пререкания, ссоры… Жуаян вмешался в это щекотливое дело, стараясь смягчить конфликт. Лотрек считал себя несправедливо обиженным и вел себя как вспыльчивый ребенок, который упорно твердит «нет», если его резко обрывают. Он требовал денег вовсе не для того, чтобы их иметь, тратить на себя, а главным образом из непреклонного желания утвердить свое «я», отвоевать «право на свободу», право распоряжаться собой. И вот, «одержимый стремлением доказать, что он еще существует», пренебрегая опекой Вио, Лотрек принялся демонстративно пить, и, возможно, даже больше, чем ему хотелось.

В таком состоянии он 30 июня отплыл из Гавра в Бордо. В Tocca он успокоился. Там он пребывал до конца сентября, а остальную часть осени – в Мальроме.

Стояла великолепная погода. В парке, в тени желтеющих деревьев, Лотрек, сидя на корточках в кругу детей у пруда, перекатывал на листьях водяных лилий отливающие всеми цветами радуги капельки росы. Дети восторгались нежными красками, которые внезапно появлялись и исчезали.