Читаем Ван Гог. Письма полностью

Ван Гог. Письма

пишешь.1 Анна, сестра Винсента.2 Племянница Винсента и Тео Анкет Ганебек, которая вскоре умерла.Ответь мне как можно быстрее.Да, мой мальчик, здесь были К. М. и господин Терстех, в прошлую субботу они уехалиобратно. Они, по-моему, слишком уж усердно посещали «Кристалл-Палас» и прочие места, гдеим нечего было делать. Могли бы, я полагаю, разок зайти и ко мне, посмотреть, как я живу. Янадеюсь и верю, что я совсем не такой, каким на первый взгляд кажусь многим; дайте срок, иnous verrons. 1Вероятно, через несколько лет то же самое скажут о тебе – по крайней мере, если тыостанешься тем, что ты есть – моим братом в полном смысле этого слова.Жму руку. Передай мой привет больной.«Чтобы жить и трудиться для человечества, надо умереть для себя. У народа, которыйстал носителем религиозной идеи, есть только одно отечество – эта идея.Человек приходит в мир не для того, чтобы прожить жизнь счастливо, даже не для того,чтобы прожить ее честно. Он приходит в мир для того, чтобы создать нечто великое для всегообщества, для того, чтобы достичь душевной высоты и подняться над пошлостьюсуществования почти всех своих собратьев». 21 Мы увидим (франц.).2 Э. Ренан.ПАРИЖМАЙ 1875 – МАРТ 1876В середине мая 1875 г. Винсент против своего желания был снова переведен в Париж.Работа в художественном салоне постепенно все более претит ему. 1 апреля 1876 г. Винсентнавсегда расстается с фирмой Гупилъ и К°.27 Париж, 31 мая 1875Вчера смотрел выставку Коро, в частности его картину «Гефсиманский сад». Я рад, чтоон написал ее. Справа группа темных оливковых деревьев на фоне сумеречного синего неба; назаднем плане поросшие кустарником холмы и два-три больших обвитых плющом дерева, надними вечерняя звезда.В Салоне три очень красивых Коро. С самого красивого из них, написанного незадолгодо его смерти, «Женщины-дровосеки», сделана гравюра на дереве; она, вероятно, будетнапечатана в «Illustration» или «Monde illustre».Как ты понимаешь, я побывал также в Лувре и Люксембургском музее.В Лувре великолепные Рейсдали, особенно «Куст», «Плотина» и «Луч солнца».Мне хочется, чтобы ты когда-нибудь посмотрел там маленьких Рембрандтов –«Апостолов в Эммаусе» и двух парных «Философов».29 Париж, 29 июня 1875Здесь была распродажа рисунков Милле. Не знаю, писал ли я тебе об этом. Когда явошел в зал отеля Друо, * где они были выставлены, меня охватило примерно такое чувство:сними башмаки с ног своих, ибо место, где ты стоишь,– святая земля.30 Париж, 6 июля J87SЯ снял комнатку на Монмартре, она бы тебе понравилась. Она невелика, но выходит всадик, заросший плющом и диким виноградом. Хочу рассказать тебе, какие гравюры висят уменя на стене:Рейсдаль. «Куст»Он же. «Белильни холста»Рембрандт. «Чтение Библии» (Вечер, большая комната в старом голландском доме, настоле свеча; молодая мать у колыбели младенца читает Библию, старуха сидит и слушает.)Такая вещь наводит на мысль: «Истинно говорю вам, где двое или трое собраны во имя мое, тамя посреди них». Это превосходная старинная гравюра на меди, такого же размера, как «Куст».Филипп де Шампень. «Портрет дамы»Коро. «Вечер»Он же. То же самоеБодмер. «Фонтенбло»Боннингтон. «Дорога»Тройон. «Утро»Жюль Дюпре. «Вечер»Марио. «Прачка»Он же. «Крещение»Милле. «Часы дня» (Гравюры на дереве, четыре листа)Ван дер Маатен. «Похороны в хлебах»Добиньи. «Заря» (Поющий петух)Шарле. «Гостеприимство» (Ферма, окруженная соснами, зима, снег; крестьянин и солдату дверей)Эд. Фрер. «Швеи»Он же. «Бочар»33 Париж, 13 августа 1875В списке того, что висит в моей комнате, я пропустил:Н. Маас. «Рождество господне»Гамон. «Если бы я был угрюмой зимой»Франсе, «Последние теплые дни»Рюиперез. «Подражание Хрясту»Босбоом. «Будем петь псалмы»38 Париж, 17 сентября 1875Чувство, даже тонкое чувство природы и ее красоты, есть нечто совершенно иное,нежели религиозное чувство, хотя, по-моему, оба они тесно связаны между собой.Природу чувствует почти каждый, один меньше, другой больше; но очень немногиечувствуют, что бог есть дух, и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине.42 Париж, 11 октября 1875Благодарю за твое письмо, полученное сегодня утром. На этот раз напишу тебе так, какне часто делаю это; иными словами, сообщу тебе подробно, как я здесь живу.Как тебе известно, я поселился на Монмартре. Здесь живет также молодой англичанин,восемнадцати лет, служащий фирмы, сын торговца картинами из Лондона; по всей вероятности,он позднее станет компаньоном отца. Он еще никогда не уезжал из дому и, особенно в первыенедели, был ужасно неотесан: например, утром, в обед и вечером съедал на 4-6 су хлеба(кстати, хлеб здесь дешев) и к этому добавлял еще по нескольку фунтов яблок, груш и пр.Несмотря на все это, он тощ, как палка; у него два ряда крепких зубов, толстые красные губы,сверкающие глаза, большие, обычно красные, оттопыренные уши, наголо остриженная голова(при черных-то волосах) и т. д. и т. д.Уверяю тебя, это совершенно иное создание, чем «Дама» Филиппа де Шампеня.Над этим молодым человеком все, поначалу даже я, много смеялись. Но постепенно яначал относиться к нему лучше и теперь очень рад, что провожу вечера в его обществе.У него по-детски чистое сердце, и он очень энергично работает в фирме. Каждый вечермы вместе отправляемся домой, закусываем чем-нибудь у меня в комнате, а остаток вечера ячитаю вслух, большей частью из Библии: мы намерены прочесть ее целиком. Утром, обычномежду пятью и шестью, он заходит и будит меня; мы завтракаем у меня в комнате и околовосьми часов отправляемся на службу.В последнее время он начинает понемногу ограничивать себя в еде и стал собиратьгравюры, в чем я ему и помогаю.Вчера мы вместе ходили в Люксембургский музей, там я ему показывал картины,которые меня больше всего пленяют, и, право же, неискушенные знают много такого, чего неведают понимающие…На службе я делаю все, что ни придется: такова уж наша работа на всю жизнь, моймальчик. Только бы я имел возможность делать ее, не щадя сил!Последовал ли ты моему совету? Выброшены ли книги Ренана, Мишле и др.? Я думаю,что так ты вернее всего обретешь покой. Страницу из Мишле по поводу женского портретаФилиппа де Шампеня ты, разумеется, не забудешь; не забывай и Ренана; тем не менее избавьсяот них.«Нашел ты мед,– ешь сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться им», – так илипримерно так гласит притча.43 Париж, 14 октября 1875Еще одно словечко, чтобы подбодрить самого себя, а заодно и тебя.Я посоветовал тебе выбросить свои книги и повторяю этот совет; непременно последуйему и обретешь покой. Однако и после этого не становись ограниченным и робким, непереставай читать то, что хорошо написано; напротив, читай – это утешение в жизни.«Пусть помыслы ваши будут лишь о том, что истинно, честно и праведно, что чисто,благостно и любовно, что добродетельно и достохвально».Ищи же света и свободы и не погрязай слишком глубоко в болоте жизни.Как бы я хотел, чтобы ты был здесь – я бы хоть раз показал тебе Лувр и Люксембург;впрочем, я предчувствую, что со временем и ты приедешь сюда. Отец однажды написал мне:«Не забывай только об Икаре, который хотел взлететь к солнцу, но, достигнув определеннойвысоты, лишился крыльев и упал в море». Тебе не раз придется почувствовать, что ни ты, ни яне стали еще такими, какими надеемся стать; что нам еще далеко до отца и других; что нам ещенедостает твердости, простоты, честности: простым и правдивым сразу не станешь.И все-таки надо выстоять до конца, а значит, прежде всего, набраться терпения: ктоверит, тот не спешит. К тому же есть разница между Икаром, желавшим взлететь к солнцу, инами, стремящимися стать христианами.Думаю, что сравнительно крепкое телосложение никому не мешает; заботься поэтому освоем питании, и когда испытываешь сильный голод или, вернее сказать, имеешь аппетит, ешьвдоволь. Уверяю тебя, я тоже достаточно часто так делаю и, в особенности, делал раньше.Особенно советую тебе налегать на хлеб, мой мальчик. «Bread is the staff of life» 1 –говорят англичане (хотя они любят мясо и употребляют его в общем слишком много). Напишимне опять поскорее, на этот раз и о делах житейских.1 Хлеб – основа жизни (англ.).49 Париж, 13 декабря 1875Ты, как и я, уже открыл Гейне и Уланда; но будь осторожен, мой мальчик, стихи – этодовольно опасная штука: иллюзия не длится долго, не предавайся же ей…Позднее книги Гейне и Уланда, несомненно, опять попадутся тебе под руку, и тогда тыперечтешь их с другим чувством и со спокойной душой.50 Париж, 10 января 1876Я еще не писал тебе с тех пор, как мы с тобой виделись: тут за это время произошлонечто такое, что не было для меня полной неожиданностью.Встретившись снова с господином Буссо, я спросил у него, находит ли он желательным,чтобы я и в новом году оставался на службе у фирмы и нет ли у него каких-либо серьезныхвозражений против этого. Последний мой вопрос оказался не праздным. Буссо буквальнопоймал меня на слове и объявил, что первого апреля я могу поблагодарить хозяев за все, чемунаучился на службе у них, и убираться.Когда яблоко поспело, его срывает с ветки даже легкое дуновение ветра; так жеполучилось и тут: я действительно делал много такого, что, в известном смысле, былонеправильно, и мало что могу возразить по этому поводу. Так вот, мой мальчик, мне пока ещенеясно, с чего теперь начинать; не будем, однако, терять надежду и мужество. Будь добр, дайпрочесть это письмо господину Терстеху – ему следует обо всем знать; но, я думаю, будетлучше, если ты в данный момент не станешь говорить об этом ни с кем другим и сделаешь вид,будто ничего не случилось.55 Париж, 19 февраля 1876На днях я прочел чудесную книгу Элиот, три рассказа: «Сцены из клерикальной жизни».Особенно взволновал меня последний рассказ – «Раскаяние Дженет». Это историягородского священника, который жил среди обитателей трущоб. Его кабинет выходил наогороды, усеянные кочнами капусты, на красные крыши и дымные трубы убогих домов. Наобед он обычно ел плохо сваренную баранину и водянистый картофель. Умер он, когда ему ещене было тридцати четырех лет, и во время его продолжительной болезни за ним ухаживала однаженщина, которая до этого пьянствовала, но под влиянием его наставлений и, опираясь на него,переборола себя и обрела душевный покой.Над его гробом была прочитана глава из писания, где говорится: «Я есмь воскресение ижизнь; верующий в меня, если и умрет, оживет».58 Париж, 28 марта 1876Еще несколько слов, вероятно, последних, которые я пишу тебе здесь, в Париже. Впятницу вечером я, по-видимому, уеду отсюда, чтобы в субботу утром, и то же время как нарождество, быть дома. Вчера я видел штук шесть картин Мишеля. Как мне хотелось, чтобы тыбыл при этом! На картинах – песчаные дороги, сходящиеся к мельнице; человек, идущийдомой через пустошь или пески; надо всем серое небо; все просто и красиво. Мне кажется, чтоученики в Эммаусе видели природу так, как видел Мишель: я всегда думаю о них, когда смотрюна его картины.Видел я также картину Жюля Дюпре, очень большую.Все охватываемое взором пространство – черная болотная почва. На заднем плане –речка, на переднем – пруд, возле него три лошади. И в речке, и в пруде отражается грядабелых и серых облаков, за которые зашло солнце; горизонт серо-красный и пурпурный, небонежно-голубое.Картины эти я видел у Дюран-Рюэля; * там, по франку за штуку, можно купить дюжиныдве гравюр с картин Милле, столько же с Мишеля и целую кучу с полотен Дюпре, Коро идругих художников; это чертовски соблазнительно. Перед Милле я не устоял и купил трипоследние гравюры с «Вечерней молитвы»; при случае мой брат, разумеется, получит одну изних.59 Эттен, 4 апреля 1876Утром, перед отъездом из Парижа, я получил письмо от одного учителя из Рамсгейта,который предлагает мне поехать туда на месяц (без жалованья); по истечении этого срока онпосмотрит, можно ли меня использовать. Можешь себе представить, как я доволен, что нашелхоть что-то. Стол и квартира у меня, во всяком случае, будут бесплатные. Вчера я был с отцом вБрюсселе; мы застали дядю Хейна в очень печальном состоянии.В поезде мы с отцом еще долго говорили о картинах, в частности, о картинахРембрандта в Лувре, особенно о портрете бургомистра Сикса, а еще больше о Мишеле. Нельзяли раздобыть для папы какую-нибудь книгу о Мишеле? Если такая возможность представится,не забудь об этом. Я так рад, что еще увижу до отъезда тебя и Л. тоже.Рамсгейт, как тебе известно, курортное местечко; в одной книжке я прочел, что там 12000 жителей, но это и все, что мне о нем известно.РАМСГЕЙТ И АЙЛВОРТАПРЕЛЬ 1876 – ДЕКАБРЬ 1876После разрыва с фирмой Гупиль и К° в жизни Ван Гога наступает длительный периодпоисков и блужданий. Его всегдашнее желание быть полезным людям находит в это времявыход в стремлении стать учителем, а затем, под влиянием усиливающегося болезненногоинтереса к религиозным вопросам, проповедником. В апреле 1876 г. он с согласия родителейпринимает место учителя и воспитателя в частной школе мистера Стокса в Рамсгейте вАнглии. В июне школа, а вместе с ней и Винсент переезжают в Айлворт. Перерыв в занятияхон использует для посещения Лондона и Уэлина, где в это время живет его сестра Анна. С 1июля он работает помощником проповедника в школе методистского пастора мистераДжонза.61 Рамсгейт, 17 апреля 1876Вчера в час дня я благополучно прибыл сюда. Одним из моих первых впечатлений былоокно этой не очень большой школы, выходящее на море.Это интернат, в нем двадцать четыре мальчика в возрасте от десяти до четырнадцатилет.Мистер Стоке уехал на несколько дней из города, поэтому я его еще не видел, но егождут обратно сегодня к вечеру.Здесь есть еще один помощник учителя, молодой человек лет семнадцати.Вчера вечером и сегодня днем мы все вместе совершили прогулку на берег моря.Прилагаю к письму веточку морских водорослей.Дома у моря выстроены большей частью из желтого камня, как на Нассаулаан в Гааге,но они выше, и при них есть садики с кедрами и приятными темными, вечнозелеными кустами.Есть здесь и гавань, набитая всевозможными судами и защищенная каменными дамбами, покоторым можно гулять. День вчера был пасмурный.Позднее распакую свои сундуки, которые только что прибыли, и развешу кое-какиегравюры у себя в комнате.Теперь каникулы, и мне еще не надо давать уроки; мне не терпится познакомиться смистером Стоксом.Мне пора на прогулку с мальчиками, a Dieu. 11 До свидания (франц.).64 Рамсгейт, 1 мая 1876Итак, ты спрашиваешь, чему я должен учить мальчиков.Прежде всего, начаткам французского – ведь кое-кто из них начинал с немецкого;кроме того, придется заниматься разными вещами, например, учить арифметике, проверятьуроки, делать диктанты и т. д. Пока что мне совсем не трудно – задавать уроки дело нехитрое;добиться того, чтобы мальчики их учили, будет куда труднее.Сегодня твой день рождения. Мысленно жму твою руку и от души снова желаю тебеуспехов и всего самого лучшего. Конечно, после уроков я должен еще присматривать замальчиками; поэтому я занят довольно много, а буду еще больше.В прошлую субботу вечером я вымыл с полдюжины молодых людей; это я сделал скореене по обязанности, а по собственной охоте и потому что нужно было, чтобы мы вовремя со всемуправились.Пробую также приохотить их к чтению; у меня с собой есть всякая всячина, которая ямподходит, – «The wide, wide world» 1 и тому подобное.66 Рамсгейт, 12 мая 1876Как сильно простые люди в больших городах тянутся к религии! На каждой фабрике, вкаждой мастерской так мало работников, юность которых была интересной, красивой, чистой!Городская жизнь отнимает у человека «the early dew of morning», 2 но не может, однако,подавить в нем потребность в «the old, old story»: 3 сердце всегда остается сердцем. Элиот водной из своих книг описывает жизнь фабричных рабочих и т. д., которые объединились внебольшую общину и совершали богослужения в одной часовне в Лантерн-ярд, и она называетэто «ни больше и ни меньше как царством божиим на земле».1 «Широкий, широкий мир» (англ.).2 Раннюю утреннюю росу (англ.).3 Старой, старой истории (англ.).Есть что-то трогательное в том, как тысячи людей устремляются послушатьпроповедников.67 Рамсгейт, 31 мая 1876Писал ли я уже тебе о шторме, который недавно видел? Море было желтоватым,особенно у берега; над горизонтом висела полоса света, а над нею масса громадных, темных,серых туч, и видно было, как из них полосой низвергается дождь. Ветер сметал в море пыль сбелой тропинки в скалах и клонил к земле цветущие кусты боярышника и желтофиолей,которые растут на утесах.Справа – ноля молодой зеленой пшеницы, а вдали – город с его колокольнями,мельницами, шиферными кровлями, построенными в готическом стиле домами и гаванью,защищенной двумя уходящими в море дамбами. Он выглядит, как города, которые так частогравировал Альбрехт Дюрер. В прошлое воскресенье видел я также море. Правда, все былотемным, серым, но горизонт начинал светлеть. Было еще очень рано, но уже пел жаворонок исоловьи в прибрежных садах. Вдали свет маяка, огни сторожевого судна и т. д.В ту же ночь я смотрел на крыши домов, которые видны из окна моей комнаты, и наверхушки вязов, темневших в ночном небе. Над крышами – звезда, одна-единственная, нопрекрасная, большая, приветливая. И я думал обо всех нас, и о своих уже ушедших годах, и онашем доме, и во мне родилось чувство, вылившееся в таких словах: «Не дай мне стать сыном,которого стыдятся, и осени меня своим благословением не потому, что я заслужил его, а радимоей матери. Ты есть любовь, преисполни же собою все. Без твоего благословения мы никогданичего не свертим».Прилагаю маленький рисунок с видом из окна школы, через которое мальчики смотрятвслед родителям, когда те, навестив детей, возвращаются на вокзал. Многим этот вид останетсяпамятен навсегда. Если бы ты его видел на этой неделе в дождливую погоду, особенно всумерки, когда зажигаются фонари и свет их отражается на мокрой мостовой. В такие дни умистера Стокса частенько бывает плохое настроение, и когда мальчики, по его мнению,слишком шумят, случается, что вечером они не получают ни хлеба, ни чая.Ах, если бы ты видел, как они выглядывают из окна! В этом есть нечто прямо-такитоскливое; еда и питье – вот и вся их радость, вот и все, что помогает им жить изо дня в день.Очень хочется мне также, чтобы ты посмотрел, как через узкий коридорчик, по темнойлестнице, они поднимаются в столовую. В ней, однако, солнечно и уютно.Другое любопытное место – комната с прогнившим полом, где мальчики умываются,там стоят шесть тазов, на которые падает слабый свет, проникающий сквозь разбитые стеклаокна. Это тоже довольно грустное зрелище. И тем не менее я охотно проведу здесь зиму, чтобыпонять, что такое здешняя жизнь.Мальчики посадили масляное пятно на твой рисунок, прости их.69 У алии, 17 июня 1876В прошлый понедельник я из Рамсгейта отправился в Лондон. Пешком – этоосновательная прогулка; когда я уходил, было ужасно жарко, и так продолжалось доКентербери, куда я добрался уже под вечер. До ночи я прошел еще немного, затем набрел нарощицу больших буков и вязов у какой-то речушки и немножко там передохнул.В половине четвертого утра, как только рассвело и запели птицы, я снова пустился впуть. В такое время хорошо идти. В полдень я достиг Четема, где вдалеке, за низкими, частичнозатопленными лугами с разбросанными там и сям вязами, виднеется Темза и множество судовна ней; здесь, как мне кажется, погода всегда пасмурная.Мне повстречалась телега, и возчик подвез меня с милю, но потом зашел в трактир, и яподумал, что он там задержится; поэтому я пошел дальше, к вечеру достиг так хорошознакомых мне предместий Лондона и углубился в город по нескончаемым roads. 11 Улицам (англ ).Два дня я провел в Лондоне, бегая с одного конца города на другой, чтобы повидаться сразными людьми, в том числе с одним пастором, которому я писал. Прилагаю перевод этогописьма; я посылаю его тебе, чтобы ты знал, что я начинаю его с таким чувством: «Отче наш, янедостойный грешник» и «Отче наш, помилуй меня».Если я найду какую-нибудь должность, то это, вероятно, будет нечто среднее междусвященником и проповедником, подвизающимся в предместьях Лондона среди рабочегонаселения. Пока что не говори об этом никому, Тео. Получать я у мистера Стокса буду оченьмало – вероятно, всего лишь стол, жилье и немножко свободного времени, чтобы иметьвозможность давать частные уроки, а если свободного времени оставаться не будет, самоебольшее 20 фунтов в год.Однако продолжим. Первую ночь я провел у мистера Рейда, а следующий день умистера Гледуэла, где со мной были очень приветливы. Мистер Гледуэл, пожелав мне вечеромспокойной ночи, обнял меня, и это мне было очень приятно; буду рад, если в дальнейшемпредставится возможность иногда оказать его сыну ту или иную дружескую услугу.Я хотел еще вечером отправиться в Уэлин, но меня задержали буквально силой – былливень. Однако к четырем часам утра он прекратился, и я зашагал в Уэлин. Для начала ясовершил изрядную прогулку с одного конца города на другой – около десяти миль (миля –минут двадцать ходьбы). В пять часов дня я уже был у сестры и обрадовался, увидев ее. Онахорошо выглядит, и тебе, как и мне, понравилась бы ее комната со «Страстной пятницей»,«Христом в саду Гефсиманском», «Mater Dolorosa» и т. д., обвитыми плющом вместо рам. Моймальчик, читая мое письмо к священнику, ты, возможно, скажешь обо мне: «Он не такой ужплохой человек». Так оно, пожалуй, и есть.70 Айлворт, 5 июляМогут наступить времена, когда я не без горечи буду вспоминать о «котлах с мясом вземле Египетской» и о былых благах, например о больших заработках и более видномположении в обществе. Я это предвижу. Хорошо, если в домах, куда я буду заходить, следуяизбранным мною путем, окажется хоть «хлеба досыта»; «денег досыта» я там никогда не найду.И тем не менее в будущем я отчетливо различаю свет, и если он иногда меркнет, тообычно бывает это по моей вине.Меня остро интересует, далеко ли я продвинулся в своей новой работе и не станут лидля меня вечным камнем преткновения те шесть лет, которые я провел в доме господ Гупиль иК° и в течение которых я должен был бы подготовиться к своему призванию? Однако яубежден, что ни в коем случае не могу больше отступать, даже если этого захочет(впоследствии – сейчас об этом нет и речи) какая-то часть моего «я».В эти дни у меня такое чувство, словно на свете есть только два ремесла – ремеслошкольного учителя и ремесло священника и все, что с этим связано: миссионерство,проповедническая деятельность в Лондоне и т. д. Проповедовать в Лондоне, на мой взгляд,весьма своеобразное занятие. Нужно вращаться в среде бедняков и рабочих, распространятьБиблию, а приобретя известный опыт, беседовать с ними; отыскивать иностранцев,нуждающихся в работе, и других людей, попавших в трудное положение, и стараться импомочь, и т. д.На прошлой неделе я несколько раз был в Лондоне, чтобы разузнать, нет ли для менявозможности заняться этим. Я ведь говорю на нескольких языках, довольно много, особенно вПариже и Лондоне, общался с людьми из бедных слоев и иностранцами, да и сам я иностранец;поэтому я, может быть, гожусь в проповедники, а со временем стану еще более пригоден дляэтой роли.Для нее, однако, надо иметь по меньшей мере двадцать четыре года, так что в любомслучае у меня в запасе еще год. Мистер Стоке определенно сказал, что не может положить мненикакого жалованья, потому что всегда найдет достаточно людей, согласных на такую работу застол и помещение. Так оно и есть.Но смогу ли я выдержать? Боюсь, что нет; это, вероятно, выяснится достаточно быстро.Как бы то ни было, мой мальчик, могу лишь повторить – эти несколько месяцев такпривязали меня к той сфере жизни, которая простирается от учительства в школе допроповедничества, к ее радостям и ее терниям, которые больно кололи меня, что я больше немогу отступить.Итак, вперед! Уверяю тебя: хоть я уже сейчас сталкиваюсь с очень своеобразнымитрудностями, а в будущем предвижу и многие другие, мне кажется, что я попал в совсем инуюстихию, чем в фирме господ Гупиль и К°.Получу ли я маленькую гравюру «Христос – утешитель и воздаятель», которую ты мнеобещал?Напиши сразу же, как выберешь минутку, но отправь письмо отцу и матери, так как мойадрес, возможно, скоро изменится и они первыми узнают его.На прошлой неделе я ходил в Хэмптон-Корт посмотреть великолепные сады с длиннымиаллеями каштанов и лип, где свила себе гнезда масса ворон и грачей, а также дворец и картины.Там, между прочим, есть много очень красивых портретов Гольбейна и два прекрасныхРембрандта (портрет его жены и одного раввина), а также великолепные портреты итальянцевБеллини, Тициана, одна картина Леонардо да Винчи, картины Мантеньи, одна прекраснаякартина С. Рейсдаля, натюрморт с плодами Кейпа и т. д.Я так хотел, чтобы ты был там со мной, – так приятно опять увидеть картины!Я невольно и ярко представил себе людей, которые некогда жили в Хэмптон-Корте, приКарле I и его супруге. Это она сказала: «Благодарю тебя, боже, за то, что ты создал менякоролевой, но королевой несчастной». Над ее могилой Боссюэ произнес задушевное слово. Естьу тебя «Надгробные речи» Боссюэ? Там ты найдешь и это надгробное слово. (Есть оченьдешевое издание – по-моему, всего пятьдесят сантимов.) Думал я также о лорде и леди Рассел,которые, несомненно, там часто бывали. Гизо описывает их жизнь в «Супружеской любви».Прочти как-нибудь эту книгу, если достанешь.71 Айлворт, 8 июля 1876Эск. Джонзу, Холм-Корт, для меняНе терзайся по поводу своей «роскошной» жизни, как ты выражаешься, и спокойно идисвоим путем; ты более простодушен, чем я, и, вероятно, быстрее и проще придешь к цели. Нестрой себе слишком много иллюзий насчет свободы, которой я пользуюсь; я тоже связанпутами всякого рода, притом путами унизительными, а со временем они станут еще тягостнее;но слова, которые написаны над «Христом-утешителем»: «Он пришел возвестить свободуузникам», верны и сегодня.Есть у меня к тебе одна просьба.В свое время, в Гааге, я ходил к преподавателю катехизиса Хилле, который жил тогда наБахейнестраат. Он потратил на меня много сил, и, хотя я не всегда это показывал, слова егопроизводили на меня глубокое впечатление; мне от души хочется еще раз сказать ему несколькослов и по возможности доставить удовольствие.Разыщи его, и если ты узнаешь его адрес и у тебя будет свободная минутка, расскажиему, что я стал школьным учителем и – кто знает – может быть, впоследствии получу ту илииную должность, связанную с церковью. Он очень скромный человек, который, как мнекажется, много боролся в жизни; я не раз, приходя к нему, глядел на него и невольно думал:рано или поздно этот человек обретет мир.Передай ему от меня прилагаемый здесь рисунок. Как бы я хотел хоть разочек заглянутьк Мауве – все, что ты видел у него в тот вечер, который описываешь, я вижу так ясно, словноэто стоит у меня перед глазами.73 Айлворт, 18 августа 1876Вчера я был у Гледуэла, который на несколько дней вернулся домой; в его семьепроизошло очень прискорбное событие – его сестра, жизнерадостная черноглазаясемнадцатилетняя брюнетка, упала с лошади в Блэкхите; когда ее подняли, она была без чувстви пять часов спустя умерла, так и не приходя в сознание.Как только я услышал, что случилось, и узнал, что Гледуэл дома, я отправился к нему.Вчера в одиннадцать утра я ушел отсюда и совершил длинную прогулку в Льюишем – с одногоконца Лондона на другой, а в пять часов уже был у Гледуэла. Все только что вернулись спохорон, это был настоящий дом скорби, и хорошо, что я туда зашел. Я испытывал чувствосмущения и стыда при виде этого огромного, вселяющего почтительное сочувствие горя.«Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны чистые сердцем, ибо они бога узрят.Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божиими. Радуйтесь и веселитесь, ибовелика ваша награда на небесах».Мы долго, до позднего вечера, беседовали с Гарри. Говорили о многом – о царствебожием и о Библии. Беседуя, мы ходили взад и вперед по перрону вокзала, и эти последниемгновения перед расставанием мы, наверно, никогда не забудем.Мы хорошо знаем друг друга, его труд был моим трудом; тамошних людей, которыхзнает он, знаю и я; его жизнь была моей жизнью; и мне дано так глубоко заглянуть в историюего семьи, во-первых, потому, что я люблю ее, во-вторых, потому, что меня посвятили вподробности этой истории, и, наконец, потому, что я чувствую настроение и тон жизни и бытаГарри и его ближних.Так мы ходили взад и вперед по перрону в этом обыденном мире, но испытывали мыдалеко не обыденное чувство. Но, увы, такие мгновения длятся недолго, и вскоре нам пришлосьрасстаться.Из поезда открывался красивый вид на окутанный мраком Лондон, на темневший вдалисобор св. Павла и другие церкви. Я доехал до Ричмонда и пошел пешком вдоль Темзы вАйлворт. Это была прекрасная прогулка: слева парки с огромными тополями, дубами и вязами;справа река, в которой отражались огромные деревья. Вечер был прекрасный, какой-тоторжественный; в четверть одиннадцатого я уже был дома.75 Айлворт, 3 октября 1876Педелю назад, в прошлую субботу, я совершил длительный поход в Лондон, где до менядошли слухи об одной должности, которая, быть может, представляет интерес с точки зрениямоей будущности. Священники в приморских городах, как, например, Ливерпуль и Гулль,иногда нуждаются в помощниках, которые говорят на нескольких языках и могли быпроповедовать среди моряков и иностранцев, а также посещать больных. На такой должностиполагается и какое-то жалованье.В то утро я вышел отсюда рано, в четыре часа. Ночь здесь, в парке, с темными аллеямивязов и мокрой дорогой, была прекрасна: надо всем серый дождливый воздух, а вдали гроза.С рассветом я был в Гайд-парке; листья там уже падали, на домах пышно алел дикийвиноград, в воздухе стоял туман. В семь часов я был в Кенсингтоне и немножко передохнул втой церкви, где так часто бывал раньше по воскресеньям. В Лондоне я побывал у разных людейи заглянул в магазин господ Гупиль и К°; там я увидел рисунки, которые Итерсон привез ссобой, и с наслаждением вновь взглянул на города и луга Голландии.79 АйлвортТео, в прошлое воскресенье твой брат впервые проповедовал в доме божьем, там, гденачертано: «В месте сем я успокою вас». Я переписал свою проповедь и прилагаю к письму. Дабудет она первенцем в длинном ряду других. Стоял светлый осенний день, и я совершилпрекрасную прогулку до Ричмонда вдоль Темзы, в которой отражались огромные,обремененные желтой листвой каштаны и светло-голубое небо; между вершинами деревьеввиднелась расположенная на холме часть Ричмонда: дома с их красными крышами,незанавешенными окнами и зелеными садами, возвышающийся над ними серый шпиль, а внизубольшой серый мост с высокими тополями по обеим сторонам и крошечные черные фигуркиидущих по нему людей.Когда я стоял на кафедре, у меня было такое же ощущение, как у человека, который изтемного подземного склепа вновь вышел на приветливый дневной свет. Я ослеплен мыслью,что отныне, куда бы я ни попал, я всюду буду проповедовать Евангелие; чтобы делать этохорошо, нужно носить Евангелие в сердце, словно Он сам вложил его туда. Ты достаточнохорошо знаешь жизнь, Тео, и понимаешь, как одинок бедный проповедник, противостоящийчуть ли не всему миру, но бог – вот кто будит в нас сознание своей силы и веру в себя. «Я неодин: отец не оставил меня».Пусть времена прейдут, но тот,В кого я верую, – со мною,Вовек утес не упадет,На коем здание я строю.Ах, мой мальчик, как я жду рождества, как тоскую по всем вам! Мне опять кажется,будто за эти немногие месяцы я стал намного старше.83 Эттен, 31 декабря 1876Несколько дней тому назад у дяди Винсента побывал господин Браат 1 из Дордрехта;они говорили обо мне, и дядя спросил у господина Бр., не найдется ли у него для меня места,если оно мне потребуется. Господин Бр. считает, что может подыскать мне место, и сказал,чтобы я как-нибудь зашел к нему переговорить об этом. Поэтому вчера рано утром я отправилсяк нему: я полагал, что не должен пропускать такую возможность, не выяснив, что она собойпредставляет. Мы условились с ним, что после Нового года я поступлю к нему на неделю, а поистечении этого срока мы поговорим о дальнейшем.1 Глава книготорговой фирмы Блюссе и ван Браам в Дордрехте.По многим причинам мне крайне желательно снова вернуться в Голландию и бытьпоблизости от отца и матери, а также от тебя и всех остальных. Кроме того, получать я там,конечно, буду больше, чем у мистера Джонза. Я обязан подумать обо всем этом, прежде всегопотому, что время идет, а с годами потребности человека возрастают. Что касается остального,то я об этом не задумываюсь. У нашего отца такой широкий, всеобъемлющий имногосторонний ум, что – я уверен в этом – при любых обстоятельствах в какой-то мере онразовьется и у меня. Словом, мое положение изменится лишь в том смысле, что я буду необучать мальчиков, а служить в книжном магазине.Как часто нам с тобой хотелось быть вместе, как страшно чувствовать себя оторваннымидруг от друга во время болезни или невзгод, – мы остро ощутили это, например, когда тыхворал, – я как тяжело сознавать, что из-за нехватки денег мы можем в нужную минуту неоказаться возле близкого человека!..ДОРДРЕХТЯНВАРЬ 1877 – АПРЕЛЬ 1877Начало 1877 г. Ван Гог работает продавцом e книжном магазине фирмы Блюссе и ванБраам у господина Браата в Дордрехте, но идея «служения богу и Евангелию» не оставляетего. Ван Гог решает поступить на богословский факультет амстердамского университета.85В прошлое воскресенье утром я был в здешней французской церкви – выглядит онаочень торжественно и внушительно: в ней есть какое-то очарование. Текст, избранный дляпроповеди, гласил: «Храни то, чем владеешь, дабы не отняли у тебя венец твой».Кончалась проповедь так: «Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня, десницамоя».Выйдя из церкви, я в одиночестве совершил прекрасную прогулку по плотине, мимомельниц; небо сверкало над пастбищами и отражалось в канавах.В других странах тоже встречаются такие пейзажи. Например, во Франции, подДьеппом, я видел обрывистые прибрежные скалы, поросшие зеленой травой; море и небо,гавань, старые лодки, словно сошедшие с холстов Добиньи, коричневые сети и паруса; убогиедомишки, разбросанные меж ними ресторанчики с белыми шторами и зелеными еловымиветками на окнах; телеги, запряженные белыми лошадьми, длинные синие повозки с краснымикистями; возчики в синих блузах, бородатые рыбаки в промасленной одежде и француженки сбледными лицами, темными глубокими глазами, в черных юбках и белых чепцах. Или,например, лондонские улицы, освещенные фонарями и залитые дождем, в ту ночь, которую япровел на паперти старой церкви, когда летом шел в город из Рамсгейта. Да, в других странахтоже есть нечто подобное. Но когда в прошлое воскресенье я бродил один по плотине, мнедумалось: «Как хороша наша голландская земля!» У меня было так хорошо на сердце, что я,казалось, чувствовал свое единение с богом. Передо мной воскресли картины детства: мневспомнилось, как в последние дни февраля мы часто ходили гулять с отцом в Рейсберген ислушали жаворонков, поющих над черными пашнями и молодыми зеленями в ярко-голубомнебе между белыми облаками, а под ними мощенная камнем и обсаженная буками дорога. ОИерусалим, Иерусалим! Или лучше – о Зюндерт, о Зюндерт! Кто знает, быть может, этимлетом мы опять будем вместе гулять у моря. Нам нужно лишь всегда оставаться добрымидрузьями, Тео, и верить в бога, непоколебимо верить в того, кто может дать нам больше, чеммы просим и жаждем.От души поздравляю тебя с сегодняшним днем: 1 сейчас уже половина второго, и, такимобразом, настало восьмое февраля. Да сохранит бог для нас отца еще на долгие годы.86 Дордрехт, 26 февраля 1877Прилагаю фотографию – «Гугенотов», повесь ее у себя в комнате. Ты знаешь историюо том, как один молодой человек накануне Варфоломеевской ночи был предупрежден своейневестой, которая знала, что должно случиться, и как она хотела заставить его надеть на рукубелую повязку – опознавательный знак католиков. На это он, однако, не согласился: вера идолг были ему дороже невесты…Сегодня у меня было много работы – целая куча мелочей, но они входят в моиобязанности; если у человека отсутствует чувство долга, он не может сохранить хотя бымаломальскую верность своим замыслам; только сознание долга освящает все происходящее,связывает все воедино и рождает из множества мелочей нечто большее.88 Дордрехт, 16 марта 1877Как тяжела жизнь брабантских крестьян, Арсенов, 2 например, и откуда у них берутсясилы? А каково несчастным женщинам, что их опора в жизни? Не то же ли это самое, чтоизобразил художник в своем «Light of the world»? 3*1 День рождения отца Винсента и Тео.2 Крестьян, работавших при пасторском доме в Зюндерте.3 «Светоче мира» (англ.).He могу тебе передать, какую потребность я испытываю в Библии! Я ежедневно читаюее, но мне так хотелось бы знать ее наизусть и видеть жизнь в свете стиха, гласящего: «Словотвое – светильник ноге моей и свет стезе моей».Я верю и уповаю, что жизнь моя еще изменится и моя тоска по Нему будетудовлетворена, но порой мне так одиноко и грустно, особенно когда я прохожу мимо церквиили дома священника.89 Дордрехт, 22 марта 1877Насколько мне помнится, в нашей семье, семье христианской в полном смысле этогослова, из поколения в поколение кто-то всегда был проповедником слова божия.Почему же голосу господню не звучать и в нашем и следующих поколениях?Почему один из членов нашей семьи не может почувствовать в себе призвание к такомуслужению, почему у него не может быть оснований посвятить себя ему, объявить о своихнамерениях и поискать средства к достижению своей цели?Я молюсь и всем сердцем мечтаю о том, чтобы дух моего отца и деда низошел и на меня,чтобы мне было дано стать христианином и тружеником во Христе, чтобы моя жизнь всебольше и больше походила на жизнь тех, кого я упомянул выше: старое вино хорошо, и я нехочу иного, кроме того, которое здесь называю.Тео, мальчик, брат мой любимый, мне так хочется этого, но как достичь цели? Поскореебы только большая и напряженная работа, без которой не сделаться служителем Евангелия,осталась, наконец, позади!94 Дордрехт, 30 апреля 1877Надеюсь вскоре увидеться с тобой: я задумал провести несколько дней в Гааге, когдапоеду в Амстердам. Только никому об этом не говори, потому что я хочу это сделать, главнымобразом, для того, чтобы побыть с тобой.В следующую среду я еду в Эттен и пробуду там несколько дней, а затем за работу…Между делом я на этих днях по карманному катехизису дяди Стриккера еще раз прошелвсю историю Христа и выписал тексты; при этом мне вспоминалось так много картинРембрандта и других! Верю и знаю, что не раскаюсь в выборе, который сделал, стремясь статьхристианином и тружеником во Христе.Да, все мое прошлое содействует этому: после знакомства с такими городами, какЛондон и Париж, и жизни в таких домах, как Рамсгейтская и Айлвортская школы, для человекастановятся особенно притягательны многие места из книг писания, например «Деянияапостолов».Знакомство с жизнью и любовь к произведениям таких людей, как Жюль Бретон, Милле,Жак, Рембрандт, Босбоом и многие другие, также могут стать источником новых мыслей.Как много сходства между делами и жизнью нашего отца и вот таких людей, но то, чтоделает отец, я ставлю еще выше.АМСТЕРДАММАЙ 1877 – ИЮЛЬ 1878Вся семья приняла участие в новом начинании Винсента: родители оказывалиматериальную помощь, дядя Ян (Ян ван Гог, директор амстердамской морской верфи)предоставил жилище, дядя Стриккер (муж старшей сестры матери Винсента, священник)ваял на себя наблюдение за занятиями. Подготовительные занятия должны былипродолжаться два года. Но Винсент выдержал только один год. Жажда практическойдеятельности и разочарование в университетской теологии заставили его бросить учебу.08 Амстердам, 30 мая 1877В твоем письме была фраза, поразившая меня: «Я хотел бы уйти от всего, я сам причинавсего и доставляю другим лишь неприятности, я один навлек эту беду на себя и других». Этислова так поразили меня потому, что точно такое же чувство, точно то же самое, ни больше и нименьше, испытываю в душе я. Когда я думаю о прошлом, когда я думаю о будущем – о почтинепреодолимых трудностях, о большой и тяжелой работе, к которой у меня не лежит душа и откоторой я, вернее, мое дурное «я» охотно бы уклонилось; когда я думаю о многих людях, чьиглаза наблюдают за мной, я предвижу, что если у меня ничего не выйдет, они поймут, в чемдело, и не станут осыпать меня мелочными упреками, но, будучи искушении и опытны во всем,что хорошо, честно и справедливо, всем своим видом скажут: «Мы помогали тебе и были длятебя светочем; мы сделали для тебя все, что могли. В полную ли меру своих сил ты трудился?Где же плоды нашего труда и награда за него?» Видишь ли, когда я думаю обо всем атом и ещео многих вещах, слишком многих, чтобы я мог тебе их перечислить, – о трудностях и заботах,которые отнюдь не уменьшаются с возрастом, о страданиях, разочарованиях, о страхе переднеудачей и даже позором, – тогда и мне не чуждо это желание – уйти от всего!И все же я иду вперед, но осторожно и в надежде, что мне удастся побороть все этиопасения, что я найду ответ на упреки, которые угрожают мне; иду с верой, что, несмотря на всестоящие передо мной препятствия, я все же достигну желанной цели и, если захочет бог,оправдаюсь в глазах тех, кого люблю, и тех, кто придет поело меня.101 Амстердам, 12 июня 1877У меня каждый день очень много дела, так что время идет быстро и дни кажутсяслишком короткими, даже когда я их немного растягиваю: я испытываю огромную потребностьдвигаться вперед, хорошо и основательно изучить писание и, кроме того, узнать массу вещей,например, то, что я переписал для тебя о Кромвеле: «Pas un jour sans une ligne». 1 Если я будукаждый день упорно писать, читать, работать и учиться, я, несомненно, чего-то достигну…1 «Ни дня без написанной строчки» (франц.).Сегодня утром без четверти пять здесь началась ужасная гроза; чуть позже, подпроливным дождем, в ворота верфи влился первый поток рабочих. Я встал и вышел во двор,захватив с собой несколько тетрадей. Я сел в беседке и стал их читать, одновременно наблюдаяза верфью и доками. Тополя, бузина и другие кусты гнулись под неистовым ветром, дождьколотил по деревянным стапелям и палубам кораблей; шлюпки и пароходик шныряли взад ивперед, а вдали у деревни, на противоположной стороне залива Эй, виднелись коричневыебыстро уходящие паруса, дома и деревья на Бейтенкант и пятна более ярких цветов – церкви.Снова и снова слышались раскаты грома и сверкали молнии, небо было как на картинеРейсдаля, низко над водой носились чайки.Это было величественное зрелище и подлинное облегчение после вчерашнейтомительной жары…Ну, мне пора опять за работу: сегодня у меня нет урока, но зато завтра утром – два часаподряд, а мне еще надо много приготовить. Историю Ветхого завета я прошел до Самуилавключительно, теперь сегодня вечером возьмусь за «Царства», а когда справлюсь с ними, отоуже будет кое-что.Когда я вот так пишу и пишу, я время от времени непроизвольно набрасываю небольшойрисунок, вроде того, что недавно послал тебе; сегодня утром, например, я сделал набросок –Илья в пустыне под грозовым небом; на переднем плане несколько терновых кустов; словом,ничего особенного, но иногда все это так живо предстает передо мною, и я верю, что в такиеминуты мог бы говорить об этом с истинным воодушевлением. Дай бог, чтобы я когда-нибудьполучил такую возможность!104 Амстердам, 3 августа 1877Итак, ты был у Мауве и хорошо провел время; рисовал ли ты, пока был у него? Я тожеодин раз, за несколько дней до моей первой поездки в Лондон, был в мастерской у Вейсенбрухаи до сих пор сохраняю отчетливое воспоминание и о том. что я видел из его этюдов и картин, ио нем самом. Когда снова будешь писать, расскажи мне о выставке, которая должна былаоткрыться вчера. Как много сюжетов для картин могли бы найти художники здесь, на верфи!..Я изо дня в день делаю все, что в моих силах, чтобы втянуться в работу, особеннолатынь и греческий, и уже выполнил кучу переводов, состоящих из фраз, которые напоминаютмне старые школьные времена, например: «Какого весьма выдающегося философа приговорилик смерти афиняне? Досточтимого мудреца Сократа. Наша жизнь походит на путешествие: мыподвергаемся очень многим и очень большим бедствиям и злоключениям. Характер Одиссея ивиноградные лозы».112 Амстердам, 30 октября 1877Я целиком поглощен работой и думаю лишь об одном – как выдержать экзамены; обовсем я советуюсь с Мендесом и организую свои занятия соответственно тому, как делал он,потому что и сам охотно поступал бы так же. История восьмидесятилетней войны простозамечательна: тот, кто посвятил свою жизнь подобной борьбе, поступает хорошо.Действительно, жизнь есть борьба, мы должны держаться и драться, бодро и без уныния,ставить себе цель и рассчитывать, как мы будем двигаться к ней. Чем дальше идешь по жизни,тем более трудной она становится, и правильно говорится:Неужто дорога все в гору идет?Да, только в гору, друг мой.И долго ль придется в пути нам пробыть?С рассвета до тьмы ночной.Но в борьбе со встающими перед нами трудностями возрастает внутренняя сила нашегосердца, которое совершенствуется в жизненной борьбе (on grandit dans la tempete), 1 если,конечно, мы стремимся сохранить наше сердце – источник всего, что бесхитростно, благостно,щедро,– таким, чтобы наша совесть была чиста и перед богом и перед людьми.1 В буре растешь (франц.).114 Амстердам, 25 ноября 1877Изучать историю очень полезно, для меня она – источник больших радостей, и ясчитаю себя счастливым, что мне удалось кое-что узнать обо всех этих вещах. Сейчас я достал удяди Кора «Историю Англии для детей» Диккенса. Не знаю, писал ли я уже тебе об этом. Книгаэта – чистое золото; между прочим, я прочел в ней описание битвы при Гастингсе.Думаю, что если внимательно прочесть несколько таких книг, как Мотли, Диккенс и«Крестовые походы» Грусона, то можно исподволь составить себе верное и простоепредставление об истории в целом.117 Амстердам, 9 января 1878К. М. спросил меня сегодня, нахожу ли я красивой «Фрину» Жерома, а я ответил, чтомне гораздо больше нравится уродливая женщина Израэльса или Милле или старуха Эд. Фрера.Что, в сущности, значит такое красивое тело, как у этой Фрины? Физической красотойобладают и звери, может быть, даже в большей степени, чем люди, но души, живущей в людях,которых пишут Израэльс, Милле или Фрер, звери не имеют, а разве жизнь дана нам не затем,чтобы мы обладали богатой душой, даже если при этом страдает наша внешность?К картине Жерома я, со своей стороны, питаю очень мало симпатии, потому что не вижув ней ни малейшего признака одухотворенности: две руки, по виду которых можно сказать, чтоони немало потрудились, красивее для меня, чем те, которые мы видим на этом полотне.Еще большая разница существует между такой красивой девушкой и такими людьми,как Паркер, или Фома Кемпийский, или героями произведений Мейссонье: любить такиеразные вещи одновременно и питать к ним симпатию так же невозможно, как служить двумгосподам. И когда К. М. спросил меня, неужели я не испытываю никакого чувства к красивойженщине или девушке, я ответил, что испытывал бы больше чувства и предпочел бы иметь делос женщиной уродливой, старой или нищей, словом, несчастной в любом отношении, нообретшей душу и разум в жизненных испытаниях и горестях.121 Амстердам, 3 апреля 1878Я снова размышлял о том, что мы обсуждали, и мне невольно вспомнились слова: «noussommes aujourd'hui ce que nous etions hier». 1 Они не означают, что нужно остановиться на местеи бояться развивать себя, напротив, делать это настоятельно необходимо. Однако, чтобысоблюсти верность этим словам, надо не отступать и, начав смотреть на вещи чистым идоверчивым взглядом, всегда сохранять его чистоту и доверчивость.1 «Сегодня мы такие же, как были вчера» (франц.).Те, кто сказал: «nous sommes aujourd'hui ce que nous etions hier», были «honneteshommes», 1 что становится ясным из конституции, * которую они сочинили, которая хороша длявсех времен и о которой говорится, что она написана «avec le rayon d'en haut» 2 и «d'un doigt defeu». 3 Конечно, хорошо быть «honnete homme» и стремиться стать еще более «honnete», но правтот, кто убежден, что сверх этого нужно быть еще «homme interieur et spirituel». 41 Порядочными людьми (франц.).2 «С искрой божией» (франц.).3 Пламенным перстом (франц.).4 Человеком, живущим внутренней жизнью и одухотворенным (франц.).Знай я наверняка и твердо, что принадлежу к числу таких людей, я всегда спокойно инеуклонно шел бы своим путем, не сомневаясь, что достигну цели. Был однажды человек,который в определенный день шел в церковь и спрашивал: «Может ли быть так, что мое рвениеобмануло меня, что я вступил на неверный путь и что я его плохо начал? Ах, если бы яосвободился от этой неизвестности и был бы твердо убежден, что в конце концов смогупобедить и добиться успеха!» И вот однажды ему ответил голос: «А что бы ты сделал, если бызнал это твердо? Поступай так, словно ты это твердо знаешь, и не будешь посрамлен». И пошелчеловек своим путем, но уже не без веры, а с верой и вернулся к своей работе, больше несомневаясь и не колеблясь.Что же означает быть «homme interieur et spirituel»? Нельзя ли развить в себеспособность быть им при помощи знакомства с историей в целом и с определенными деятелямивсех времен, в частности – от библейской истории до истории революции, от «Одиссеи» докниг Диккенса и Мишле? И не следует ли кое-что почерпнуть из творчества таких люден, какРембрандт, или из «Сорной травы» Бретона, «Часов дня» Милле, «Предобеденной молитвы» деГру или Бриона, из «Новобранца» де Гру (или Консьянса), из «Больших дубов» Дюпре или дажемельниц и песчаных равнин Мишеля?Мы еще много говорили о том, что является нашим долгом и как можно достичь в жизничего-нибудь хорошего, и пришли к выводу, что пока у нас должна быть одна цель – найти себеопределенное занятие и профессию, которым мы могли бы целиком посвятить себя.Я полагаю, что мы были единодушны и в другом пункте, а именно: во всяком деле самоеглавное – его цель, и победа, за которую платишь целой жизнью напряженного труда, дороже,чем та, которую одерживаешь походя.Тот, кто живет честно, кто познает подлинные трудности и разочарования, но несгибается, стоит больше, чем тот, кому везет и кто знает лишь сравнительно легкий успех.Кто же тогда те, в ком мы наиболее явственно замечаем признаки высшей жизни? Этоте, к кому относятся слова: «Труженики, ваша жизнь печальна, труженики, вы страдаете вжизни, труженики, вы блаженны», те, кто несет на себе печать «целой жизни борьбы, труда инеколебимого постоянства».Стараться стать таким – благо. Итак, пойдем вперед нашим путем «indefessi faventeDeo». 1 Что касается меня, то я должен стать настоящем священником, который умеет датьверный и полезный совет в жизни; поэтому, быть может, хорошо, что я получил сравнительнодолroe время на основательную подготовку и успею прочно укрепиться в вере, прежде чем будупризван проповедовать ее другим…1 С неизменной помощью божией (лат.).Если только мы постараемся жить честно и праведно, нам будет хорошо даже принеизбежных и глубоких горестях и разочарованиях; мы, вероятно, не избегнем тяжкихзаблуждений и дурных поступков, но, несомненно, лучше обладать горячим сердцем, даже еслиэто стоит нам лишних ошибок, чем быть ограниченным и чрезмерно осторожным. Нужнолюбить – любить как можно больше, ибо в любви и заключается подлинная сила, и кто многолюбит, тот делает много и способен на многое, и что делается с любовью, то делается хорошо.Если тебя волнует то или иное произведение – например, «Ласточки», «Жаворонок»,«Соловей», «Осенние надежды», «Я вижу здесь некую даму», «Я любил этот странный городок»Мишле, – то это потому, что оно написано от души, без прикрас и с кротостью сердечной.Лучше говорить меньше, но выбирать такие слова, в которых много смысла, чемпроизносить длинные, но пустые речи, которые столь же бесполезны, сколь легко произносятся.Человеку нужно лишь неизменно любить то, что достойно любви, а не расточать своечувство на предметы незначительные, недостойные и ничтожные, и он будет становиться всесильнее и проницательнее.Чем раньше осваиваешься с определенным кругом работы и определенной профессией,чем раньше обретаешь относительно самостоятельное мышление и образ действий и чем строжепридерживаешься твердых правил, тем более твердый характер ты воспитываешь в себе; привсем том следует как можно больше стараться не впасть в ограниченность.Кто поступает таким образом, тот мудр, потому что жизнь коротка и время бежитбыстро; кто утверждается в чем-то одном и как следует овладевает одной профессией, тотполучает представление и знания и о многих других вещах.Во многих случаях очень полезно почаще бывать на людях и общаться с ними, а иногдамы просто обязаны и призваны это делать; но увереннее всего чувствует себя в мире, средилюдей, тот, кто предпочитает тихо и одиноко заниматься своим делом и ограничивает себяузким кругом друзей.Даже если у тебя нет забот, трудностей и препятствий, все равно не следует бытьсамоуверенным: нельзя относиться ко всему слишком легко. Даже вращаясь в самыхобразованных кругах, находясь в самой лучшей среде и условиях, мы должны сохранять в себенечто самобытное, нечто от Робинзона Крузо или естественного человека, так как иначе у насне будет опоры в самих себе; не давай остыть пылу души своей, а, напротив, поддерживай его.Кто избрал своим уделом бедность и любит ее, тот владеет безмерным сокровищем и никогдане станет глух к голосу совести; этот внутренний голос – лучший дар господа: кто слышит егои повинуется ему, тот, в конце концов, обретает в нем друга и никогда не бывает одинок.Счастлив тот, кто верит в бога, потому что он, пусть не без усилий и горестей, в концеконцов превозмогает все трудности жизни.Самое лучшее – при всех обстоятельствах, на любом месте и во все времена сохранятьмысль о боге и стараться побольше узнать о нем, а это можно сделать, читая Библию, равно каки разные другие источники. Хорошо верить, что все в мире чудесно, все лучше, чем можно себепредставить, потому что в этой вере – правда; хорошо остаться порядочным, скромным ииметь доброе сердце, даже если приходится скрывать свою доброту, как это часто бываетнеобходимо; хорошо знать многое, что скрыто от мудрецов и мыслителей мира сего, но отприроды понятно людям бедным и простым, женщинам и детям. Разве можно познать что-нибудь лучшее, нежели то, что бог от рождения вложил в каждую человеческую душу, котораяживет и любит, надеется и верит, если только она злодейски не искалечена?Человек испытывает потребность в немалом – в бесконечности и чуде и правильнопоступает, когда не довольствуется меньшим и не чувствует себя в мире как дома, пока этапотребность не удовлетворена.Это и есть кредо, которое выразили в своих произведениях все хорошие люди; все, ктодумал глубже, искал чего-то более высокого, работал и любил больше, чем остальные; все, ктопроник в самые глубины моря житейского. Проникать в глубины должны и мы, если хотим что-то поймать; а если иногда нам случается проработать всю ночь и ничего не поймать, то и тогдалучше не отступаться и еще раз закинуть сеть в утренние часы.Будем же спокойно идти вперед, и пусть каждый на своем пути всегда стремится ксвету: sursum corda, 1 зная, что мы – такие же, как другие, что другие – такие же, как мы, ичто человеку хорошо жить среди себе подобных, твердо веруя, нерушимо надеясь, всепретерпевая и всегда стремясь избежать гибели.1 «Вознесем сердца наши» (лат.).И не надо принимать слишком близко к сердцу свои недостатки, ибо тот, у кого их нет,все же страдает одним – отсутствием недостатков; тот же, кто полагает, что достигсовершенной мудрости, хорошо сделает, если поглупеет снова. Nous sommes aujourd'hui ce quenous etions hier, a именно honnetes hommes, но такие, которым предстоит закалиться в огнежизни, чтобы внутренне окрепнуть и утвердиться в том, что по милости божьей дано нам отрождения.ЭТТЕН И БРЮССЕЛЬИЮЛЬ 1878 – НОЯБРЬ 1878Желание быстрее получить возможность практически приложить свои силы приводитВинсента в основанную пастором де Йонге u руководимую учителем Бокмой миссионерскуюшколу в Лакене, около Брюсселя. Но после трехмесячного испытательного срока (15 августа

Перейти на страницу: