Ван Гог. Письма

Но отчаяние и пессимизм все больше дают себя знать и в письмах и в творчестве. Ван

Гог давно понял, что «общество находится в состоянии распада», что художники, которые

«вросли всем своим существом» в это общество, «пропащие люди», что «сама жизнь делает их,

мягко выражаясь, несколько ненормальными». «Мы больше не восстаем против установленного

порядка вещей, хоть и не примирились с ним; мы просто чувствуем, что мы больны, что недуг

наш никогда не пройдет и что излечить его невозможно» – вот тот пессимистический вывод, к

которому приходит теперь художник. Винсент видит, что его поколению недостает

революционного боевого задора и что современные художники «гораздо менее бойцы, чем

были, например, Делакруа и Курбе». И действительно, современное Ван Гогу искусство

отказывается активно вмешиваться в жизнь, оно не выносит свой приговор социальному злу и

не поднимает, как прежде, свой голос во имя победы социальной справедливости. Утратил свой

боевой задор и больной Ван Гог: «Мы, вероятно, рождены не для победы и не для поражения, а

просто для того, чтобы утешать искусством людей или подготовить такое искусство».

Но в будущем, по мысли Ван Гога, появится другое искусство, потому что родится

другое, более здоровое, светлое и гармоничное общество. «Такое общество – не сомневаюсь в

этом – будет претворено в жизнь, когда социалисты возведут свое логичное социальное здание

– от чего они еще довольно далеки. Пока же мы пребываем, как ты знаешь, в состоянии

полного хаоса и анархии… мы можем написать какую-то частицу этого хаоса: лошадь, портрет,

твою бабушку, яблоки, пейзаж», Винсент понимает, что с его поколением связано начало конца

искусства большого социального звучания. Он видит, что современная ему французская

живопись уже не может создать цельный, социально-значимый, синтетический образ

действительности. Ему горько сознавать, что все завоевания импрессионистов и «молодых

импрессионистов», то есть постимпрессионистов – это, в лучшем случае, лишь отдельные

маленькие правдочки – «лошадь», «портрет», «твоя бабушка», «яблоки», «пейзаж», а чао

большая правда, создание широкого полотна социальной жизни им недоступны. И это сознание

своего бессилия и беспомощности в мире «полного хаоса и анархии», сознание одиночества и

непонятости, даже в узком кругу друзей, не говоря уже о тех рабочих людях, к которым он

настойчиво искал дорогу, явилось для Ван Гога подлинной трагедией.

«Как художнику мне уже никогда не стать чем-то значительным – в этом я совершенно

уверен. Об этом могла бы идти речь лишь в том случае, если бы у меня все изменилось –

характер, воспитание, жизненные обстоятельства. Но мы слишком трезвые люди, чтобы

допустить возможность подобных изменения». Это был окончательный вывод. Искусство,

которому он служил, взяло у него все: «Я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне

половины моего рассудка», – пишет он в предсмертном, не отправленном брату письме.

Смертельный выстрел, который раздался 27 июля 1890 г. в полях Овера, в обширных,

бескрайних полях, которые на последних картинах художника выражали «печаль и предельное

одиночество», был вызван, конечно, очередным приступом болезни или страхом перед ним. Но

не следует забывать, что предельно измученный и истерзанный жизнью Винсент был склонен

видеть в самоубийстве единственную возможность протеста против жестокого, бесчеловечного

общества. «Надеюсь, ты согласишься, что тут мы имеем право восставать против общества и

защищать себя», – сообщал он брату свое мнение о самоубийстве. Не следует также забывать

сохраненные Бернаром слова Ван Гога: «Искусство может быть только в том, что духовно

здорово».

Всего десять лет насчитывает творческая биография Винсента Ван Гога. Но за эти десять

лет, ценой беспримерного подвижничества, трудолюбия и самоограничения, ценой

величайшего, опустошающего напряжения всех творческих сил, он сумел создать более

восьмисот картин и более восьмисот рисунков. Каждое из этих произведений несет в себе

дыхание подлинной жизни той эпохи, несет частицу жизни самого художника.

Но его творческое наследие сохраняет свое значение для наших дней не только потому,

что является страстным свидетельством о своем времени «живого человека». Оно сохраняет

свое значение и потому, что Винсент-художник искал новый живописный язык не в отрыве от

жизненного материала, а в непосредственной связи с ним. Он искал художественные средства,

адекватные его повышенно-взволнованной манере рассказа о современниках, о простых людях,

об окружающей их природе. Он хотел, чтобы при встрече с искусством не было безразличных,

чтобы искусство вело разговор с человеком «от сердца к сердцу».

Винсент надеялся позже применить эти средства для создания больших тематических

картин и сюжетных циклов (декорация «Желтого домика» была в этом отношении лишь пробой

сил в миниатюре). Он хотел украшать «французские мэрии картинами на сюжеты из сельской

жизни», «писать глаза людей, а не соборы», он стремился доказать, что «способен на кое-что

получше, чем зеленые пейзажи и цветы». Однако художник так и не создал таких произведений,