Читаем Ван Гог. Письма полностью

врач не говорил мне так ни прежде, ни теперь. Конечно, конституция у меня нервная, но в этом

нет решительно ничего порочного. Поэтому Терстех оскорбил меня не менее тяжело, пожалуй,

даже еще тяжелее, чем отец, когда хотел упрятать меня в сумасшедший дом.

Я не склонен выслушивать подобные оскорбления. Если Терстех поторопится пойти еще

дальше, он, без сомнения, причинит нам много горя.

Повторяю, у меня нет никаких притязаний на определенное положение в обществе или

на легкую жизнь. Самое необходимое для Син, все расходы, связанные с него, будут сделаны не

за счет увеличения пособия от тебя, а за счет экономии. Как для меня, так и для Син такая

экономия явится не лишением, а источником радости – мы ведь любим друг друга. Мы с ней

исполнены сейчас трепета и ликования – она в предчувствии скорого выздоровления, л от

нарастающей потребности опять с головой уйти в работу.

Син – очень, очень милая маленькая мама, такая простая, такая трогательная, для того,

конечно, кто по-настоящему ее знает. Но когда Терстех разговаривал со мной и она уловила

отдельные его слова, у нее на лице появилось отвратительное выражение боли, Вполне

вероятно, Терстех поступил так потому, что не ожидал подобной встречи, но я не могу ни

счесть это оправданием такого поведения, ни извинить его. Ну, до свиданья, мой мальчик.

Повторяю еще раз, что Син, когда она спокойна, сразу становится маленькой мамой, такой же

тихой, нежной, трогательной, как гравюра, рисунок или картина Фейен-Перрена. Я снова жажду

рисовать, жажду, чтобы она позировала мне, жажду полного ее и моего выздоровления, жажду

мира, покоя и, прежде всего, сочувствия с твоей стороны.

217 note 10

Хочу предложить тебе отложить всю историю с моим гражданским браком на

неопределенное время, скажем, до тех пор, пока я не начну зарабатывать 150 франков в месяц

продажей своих работ и твоей помощи, следовательно, больше не потребуется. С тобой, но

только с тобой одним, я могу условиться, что повременю с гражданским браком до тех нор,

пока не продвинусь в рисовании настолько, что стану независим. Как только я стану

зарабатывать, ты постепенно начнешь посылать мне все меньше, и когда, наконец, мне больше

не нужны будут твои деньги, мы вновь поговорим о гражданском браке…

Я стремлюсь к одному – сохранить жизнь Син и двум ее детям. Я не хочу, чтобы она

снова заболела и впала в ту отвратительную нищету, в которой прозябала, когда я нашел ее, и

от которой она в данное время избавлена. Я за это взялся и должен довести это до конца. Не

хочу, чтобы она хоть на минуту опять почувствовала себя покинутой и одинокой; хочу, чтобы

она знала и на каждом шагу чувствовала, как нежно я ее люблю и как я привязан к ее детям. Как

бы неодобрительно ни смотрели на это другие, ты поймешь меня и не захочешь мне мешать. То,

что она воспряла, я целиком отношу на твой счет: моих заслуг здесь очень мало – я был только

орудием.

218

Я хочу, чтобы ты хорошо понял, как я смотрю на искусство. Чтобы достичь в нем

правдивости, нужно много и долго работать. То, чего я добиваюсь я что ставлю своей целью,

чертовски трудно, и все-таки я не думаю, что мечу чересчур высоко.

Я хочу делать рисунки, которые бы волновали и трогали людей. «Скорбь», а вероятно, и

такие маленькие пейзажи, как «Аллея Меердерфоорт», «Рейсвейкские луга» и «Сушка рыбы» –

это только первое, робкое начало. Тем не менее в них есть нечто, идущее прямо из моего

сердца.

И в фигуре, и в пейзаже я хотел бы выразить не сентиментальную грусть, а подлинную

скорбь. Короче говоря, я хочу продвинуться настолько, чтобы о моих работах сказали: «Этот

человек чувствует глубоко, этот человек чувствует тонко», – сказали, несмотря на мою так

называемую грубость, а возможно, именно благодаря ей.

Такое заявление в моих устах звучит сейчас, конечно, претенциозно; тем не менее в этом

и заключается причина, по которой я изо всех сил стремлюсь двигаться вперед.

Что я такое в глазах большинства? Ноль, чудак, неприятный человек, некто, у кого нет и

никогда не будет положения в обществе, словом, ничтожество из ничтожеств. Ну, что ж,

допустим, что все это так. Так вот, я хотел бы своей работой показать, что таится в сердце этого

чудака, этого ничтожества.

Таково мое честолюбивое стремление, которое, несмотря ни на что, вдохновляется

скорее любовью, чем ненавистью, скорее радостной умиротворенностью, чем страстью.

Как бы часто и глубоко я ни был несчастен, внутри меня всегда живет тихая, чистая

гармония и музыка. В самых нищенских лачугах и грязных углах я вижу сюжеты рисунков и

картин, и меня непреодолимо тянет к ним. Чем дальше, тем больше отходят на задний план

другие интересы, и чем больше я освобождаюсь от них, тем острее мой глаз начинает видеть

живописное. Искусство требует упорной работы, работы, несмотря ни на что, и непрестанного

наблюдения.

Под упорством я подразумеваю умение не только долго работать, но и не отказываться

от своих убеждений по требованию тех или иных людей.

Я очень надеюсь, брат, что через несколько лет, а может быть, даже сейчас ты увидишь

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное