Ван Хелсинг

Он почувствовал, как слезы потекли у него по лицу, потому что он понял, что отец погиб и ничто теперь не вернет его. Даже если огонь потухнет, а вампиры улетят прочь, отца больше не будет среди живых. Ярость разгорелась в его груди, как вдруг он увидел, что летающие тени приближаются к мельнице. Все еще удерживая отца одной рукой, он воздел другую к небу. Злые, рассерженные люди внизу, вампиры вверху... и все они хотят причинить ему вред, хотя сам он ничем не мог их обидеть.

На некоторое время он дал себе волю и закричал, выпуская наружу гнев и боль. Затем он почувствовал жар огня, подступавшего к нему все ближе. Он понимал, что долго не продержится, а выхода отсюда для него не существовало. Неожиданно снизу послышался страшный гул, напоминавший рык зверя, и весь мир, казалось, раскололся.

На мгновение он осознал, что это пришла его смерть. Огонь взвился вверх, и под тяжестью грузного тела пол мельницы провалился. Крепко стиснув отца в своих объятиях, он полетел вниз, и чернота полностью поглотила их.

* * *

Дракула видел, как взорвалась мельница и как с грохотом обрушилась старая постройка.

– Нет! – изо всех сил закричал он и, резко опустившись на землю, принял свой привычный внешний вид. Как только он коснулся ногами тверди, сразу же бросился бежать к развалинам мельницы.

Он, конечно, погиб. Никто не смог бы остаться в живых в огне после такого падения. К сожалению, люди смертны, очень слабы, и их тела постоянно подвергаются различным травмам и болезням. Дракула почувствовал, как три его невесты приблизились к нему: Элера, Верона и Маришка. Ему не надо было поворачиваться, чтобы увидеть ужас в их глазах.

Он медленно побрел в направлении развалин, слыша, как за спиной воют от горя его женщины. И пламя еще несколько раз ярко полыхнуло, как бы в знак солидарности с их слезами и причитаниями... а потом потухло окончательно, навсегда похоронив в обломках старой мельницы их надежды на будущее.

Эта проклятая тварь... Дракула ругал про себя все на свете. Уже во второй раз чудовищу Франкенштейна удалось удивить его. Жаль, что эта тварь погибла. Граф бы сам с великим удовольствием разделался с ним, когда бы пришло его время...

2

Ватикан, Рим.

Год спустя.

Человек, одетый во все черное, приближался к воротам резиденции Папы в Ватикане. Неизвестный отличался высоким ростом, и полы его длинного плаща развевались на ветру в раннем утреннем свете. Черная, надвинутая на лоб широкополая шляпа почти полностью скрывала его лицо, и нужно было подойти почти вплотную, чтобы разглядеть его длинные волосы и красивое лицо, несмотря на небритую щетину и обветренную кожу. Темные глаза мужчины, а особенно его плотно сжатые губы придавали его внешности суровое, почти жестокое выражение. Правда, никто и не осмеливался открыто разглядывать незнакомца.

Он вошел в ворота, провожаемый подозрительными взглядами стражников. Ватикан являлся средоточием католицизма, духовным центром западного мира. Резиденция имела всего один вход и единственный выход. Настоящая крепость.

Хорошее сравнение. Шла битва, и планы многих сражений исходили именно отсюда. Тогда за кого можно было принять этого неизвестного человека во всем черном? За солдата? Именно так к нему привыкли относиться его непосредственные начальники, хотя сам он понимал, что это не совсем соответствует истине.

«Скорее, специалист по уборке мусора», – подумал он. Тоже неплохое сравнение, хотя его начальству оно пришлось бы не по вкусу. Эта мысль примирила его с самим собой, и он впервые улыбнулся за это утро.

Миновав ворота, мужчина в черном пересек двор. Здесь даже воздух казался другим. Даже по итальянским меркам все дома были очень древней постройки. Большая часть строений той квадратной мили, которую занимал Ватикан, не менялась уже на протяжении десятилетий, а то и веков.

– Ван Хелсинг! – позвал человека в черном чей- то голос.

Обернувшись, мужчина, носивший столь звучное имя, увидел приближавшегося к нему монаха Карла в развевающейся коричневой сутане. Светлая шевелюра Карла, как всегда, была в беспорядке, и концы белокурых волос, лежащие на плечах, загибались кверху. И разумеется, его щеки «украшала» не меньше чем суточная щетина. Конечно, монах был человеком набожным, но одновременно... кем же еще? Ученым? Изобретателем? Да всем понемногу. Его мозги постоянно были заняты решением, как минимум, трех проблем одновременно. Не удивительно, что к своей внешности он относился, мягко говоря, не слишком щепетильно.

– Все еще цел? – спросил Карл.

Хотя прозвучало это весьма легкомысленно, Ван Хелсинг уловил в голосе монаха озабоченность.

– Время еще не пришло.

– Как со снаряжением?

– Придется кое-что заменить, – отозвался Ван Хелсинг. Ему даже не нужно было смотреть на Карла, чтобы убедиться в явном недовольстве последнего.

– Ты хоть что-нибудь привез назад?

Вместо ответа Ван Хелсинг лишь хмуро покосился на Карла.