Ван Вэй Тикет (СИ)

-- Пора на ужин, -- донёсся сбоку Лёнькин голос. -- Сейчас рванём по этой дороге. Широченная. Такая мимо лагеря не пройдёт.

Где-то краем глаза я отметил, как Лёнька махнул рукой вперёд, указывая на заросшую травами дорогу.

Я вздрогнул. Что-то было не так. Передо мной лежали тени, собравшиеся в сплошное сизое одеяло. Если не поднимать взгляд, если судить лишь по теням, то впереди не могло быть никакой дороги. Лишь стена леса.

Не верилось. Но я медлил. И смотрел, как покачиваются сизые контуры верхушек по зелёным волнам травы. Ветер играл верхушками, легко сгибая их и снова отпуская. Лишь с округлой тенью он ничего поделать не мог.

"Что за дерево?" -- подумалось мне.

Любая листва даёт прогалины. И тень от неё получается дырчатой, сетчатой. А тут словно камень воткнули. Высоченный. Не гора, конечно, но среди деревьев не затеряется.

-- Бежим? -- предложил Лёнька и даже пригнулся, готовясь стартовать.

Тогда я вскинул взор. И увидел дорогу. Увидел стену леса, где за полосой кустарника поднимались к лазурному небу сотни и тысячи елей. Увидел, как низко над деревьями зависло светило, яркие лучи которого уже пощипывали глаза. В прогалине набухала жёлто-алая полоса рождающегося заката. Она находилась как раз там, где по траве стелилась сплошная тень. Длинная тень с округлым окончанием.

Тень, которой быть не должно. Ведь впереди простиралась дорога, оставившая среди остроконечных ёлок широкую прогалину.

-- Стой, -- хрипло выкрикнул я, и Лёнька распрямился.

Он обернулся и стоял какой-то счастливый и безмятежный.

А на меня будто ступор нашёл. Я не мог ничего объяснить. В горле образовался плотный комок, не пускавший раздельные слова, превращая их в невнятные всхрипывания. Я лишь тыкал под ноги, где темнела странная тень, а потом тянул палец в направлении прогалины.

-- Тень, -- каким-то чудом удалось выдавить мне. -- Глянь, Лёньк, тень, а там путь.

-- Где тень? -- он спросил с мягким удивлением.

Посмотрел на меня. Мне под ноги. И снова на меня.

-- Да вот же, -- дар речи, похоже, вернулся ко мне окончательно.

И я твёрдо указал чуть впереди себя.

Ленька нагнулся даже. И я вслед за ним, снова вонзая взор в травы.

И не увидел тени. Острые верхушки ёлок темнели на траве, как и прежде. Но округлая тень исчезла. В сизом покрывале, укутавшем край поляны, теперь сверкал светлый разрыв.

А я не мог успокоиться. Я не верил, что тень мне померещилась. Я прикрывал глаза и видел этот длинный тёмный силуэт. Будто фигура. И округлое окончание -- голова.

-- Слышь, Лёнька, -- молящее попросил я. -- Давай не пойдём по этой дороге. Не знаю, почему. Но давай вернёмся в лагерь другим путём, а?

Я как бы смирился, что тут, в лесу, решающее слово за Лёнькой. Не мог ему приказать. Лишь просил. Как просят друга.

-- Ну давай по чащобе срежем, -- пожал плечами Лёнька.

И добродушно улыбнулся. В его улыбке было признание того, что каждый имеет право на странности. И если я отчаянно отказываюсь идти по дороге, значит, есть весомые причины. Просто объяснить их я пока не могу.

Мы немного заплутали, сделали порядочный крюк, но всё же уперлись в забор. В одном месте острый верх трёх досок был лохматисто обломан, и мы без труда перелезли на ту сторону. Действительно, за оградой оказался лагерь. Далеко-далеко мы увидели пёстрые домики жилых корпусов и даже столовую. А где-то между нам и ими, но немного сдвинувшись в бок, темнел запретный заброшенный корпус.

В общем, нам ещё предстояло чапать и чапать до обитаемых мест.

И тут Лёнька легонько тронул меня за локоть. Потом прижал палец ко рту, мол, ничего не спрашивай, и обвёл рукой округу, мол, приглядись повнимательней.

И я пригляделся.

В этой части лагерной территории всё было как-то не так. Ограде давно следовало бы сомкнуться в угол. Но с обеих сторон она изгибалась и устремлялась вдаль, словно эти два забора представляли собой одинаковые полюса магнита и всеми силами отталкивались друг от друга. На каком-то этапе обычная щелястая изгородь сменялась высокими плотно подогнанными друг к другу досочками. Без малейшей щёлочки. Вытянувшись параллельными прямыми, обе ограды образовывали длинный широкий проход. Заканчивался он, впрочем, тупиком. Вернее, воротами. Две могучие створки жались друг к другу, объединённые большущим навесным замком. Верный сторож надёжно держал проход и не собирался пускать нас с Лёнькой за территорию лагеря. Но ни я, ни Лёнька не понимали, зачем в этой глуши задумали выход? Куда он вёл? Была ли за воротами дорога? Наверное, была. В такие ворота проехал бы любой большегруз.

Я даже сказал эти слова вслух.

-- Колеи нет, -- покачал головой Лёнька.

Путь к воротам густо зарос травой.

-- А замок недавно чистили, -- Лёнька нагнулся над металлическим механизмом. -- И смазывали. Видал, -- его палец чиркнул по замочной скважине и окрасился бурым. -- Масло.