На обеде народ оживлённо вспоминал, как Килька долбанул по пальцу молотком. Неудача не смущала даже Кильку, и вся троица добродушно ржала над происшествием. У меня же смеяться не получалось. Рассказывать им о тёмной фигуре? Кабанец поверит, но виду не покажет. К тому же, Большой Башка мог подумать, что мне плевать на его запрет трепаться о ночных событиях. Я как-то отдалялся от компахи, выпадал из команды, становился если и не посторонним, то блёклой безмолвной тенью. Стоило ли удивляться, что я раньше всех выскользнул из-за стола, поспешил в корпус, зашвырнул ведро и швабру в хозяйственный закуток (а то, глядишь, и дежурство бы не зачли) и поспешил в лес, где благополучно проспал без снов и забот. Поначалу я думал, что в лесу опаснее. Но теперь, когда загадочный великан пробрался в лагерь, мне казалось, что он подстерегает меня за любым углом.
Кто он?
Снежный человек?
Но снежный человек живёт в горах, а отсюда до Уральских гор ехать и ехать. К тому же о том, что в Уральских горах проживает племя снежных людей, я никогда и не слыхивал.
Я даже не заметил, как заснул в пелене этих странных размышлений. А когда проснулся, серое покрывало облаков бесследно исчезло. Весёлое солнце беспечно лучилось и начинало клониться к закату. Волшебное время, когда день уже уходит, а вечер ещё не наступил.
Места тут были такие, что незнакомыми не назвать. Вот здесь мы шастали с Лёнькой. А неподалёку Жорыч собирал шишки для конкурса. Тут где-то должен быть пруд. И в самом деле, меж высоченных сосновых стволов, что-то призывно блеснуло. Пруд. И мостик над ним, выгнувшийся невысокой аркой, в тени которой прятались распластавшиеся по воде листья неведомых мне растений. На мосту кто-то стоял. От незнакомца я бы тихо слинял и отсиделся у лагерных ворот до того, как народ потянется на ужин. Я испугался бы любого.
Но не любую.
Нет, если бы там стояла взрослая тётка, я бы и её обошёл стороной. Или если бы на мостике, беспечно болтая ногами, сидела бы малышка-дошкольница. Неведомое дитя напугало бы меня даже сильнее взрослой женщины, ибо за сотни километров от города малютки по лесным дорогам в одиночестве не бродят.
Но на мостике стояла тонюсенькая девчонка одних со мной лет. Где-то чуть повыше меня. Закатное солнце пробивалось лучами сквозь лесную чащу и падало кровавыми бликами на застывшую гладь пруда. А мостик находился в тени. И он сам, и всё на нём было каким-то сизо-серым, как фрагмент древней киноленты. Но девчонка была цветной. Потёртые голубые джинсы. Белые кроссовки. Жёлтая футболка, на которой зигзагом пропечатали иностранную надпись. И городская одежда на ней почему-то казалась высшей степенью доверия, которое я мог оказать неведомой гостье здешних мест.
Но вместе с тем, она выглядела так, будто всё здесь было ей донельзя знакомым и родным. У меня даже в голове зазвучало школьно-забытое: "
Когда я вступил на мост, доски негодующе скрипнули. Девчонка очнулась и посмотрела на меня. Дивные синие глаза. Волосами цвета спелой пшеницы играли порывы несмелого ветерка.
-- Ты ведь тоже из лагеря? -- спросила она, вглядываясь в меня и, одновременно, сквозь меня, словно рентгеновский аппарат.
-- Конечно! -- немедленно согласился я. -- Моё имя -- Дима. А тебя как зовут?
Она могла скривиться и выдать нечто вроде: "Меня не зовут. Я прихожу сама". Но она просто сказала:
-- Маша.
-- Но я не видел в лагере девчачьих корпусов, -- выпалил я.
А в памяти возник и никуда не исчезал пейзаж с заброшенным домом. Куда как бы нельзя. И куда меня ненавязчиво подталкивали. Может, она живёт в нём? Но что делать такой девчонке в покинутом корпусе?
Нет, определённо "One Way Ticket" к ней отношения не имел.
-- У нас разные лагеря, -- вдруг улыбнулась она, и красиво взмахнули пушистые ресницы над её колдовскими глазами цвета густого предгрозового неба.
-- Наверное, -- тупо сказал я.
И ждал, когда ресницы вспорхнут снова.
-- Тебя не станут ждать? -- внезапно озаботилась она.
Я счастливо замотал головой. В обычном лагере за шастанье вне территории мне грозила бы грандиозная головомойка. Но "One Way Ticket" -- совсем другое дело. Если меня не увидят в палате, все просто подумают, что я исчез. Как и все остальные. Те, кто пропал до меня. Я даже не думал, что зловещая реальность могла таить в себе некоторые преимущества.
"Разве что Лёнька, -- подумалось мне. -- Только бы он, если старшие вернулись, не попёрся меня разыскивать!"
-- А у вас там разрешается шастать после отбоя? -- спросил я, прогоняя мысль о Лёньке.
-- Нам ещё рано спать, -- рассмеялась она.
Звонко. Заливисто. Волшебно. Словно пронеслась по лесу мелодия магических колокольчиков.
-- Хотя отбой не за горами, -- тут же посерьёзнела она.