Ван Вэй Тикет (СИ)

Он замолчал, словно недоумевал, почему собравшиеся не видят очевидной пользы от его находок. Он не понимал, почему нельзя хранить их в тумбочке, если в сумме эта кипа тянула на неплохую для мальчишки сумму.

Народ осматривал гору тряпья, разбавленную далеко не новой обувью. Любой из нас понимал, что это явный зашквар.

-- Знаешь, что херовее всего, -- доверительно шепнул Кабанец. -- Кроссачи-то белые явно Гохины. Я их в первый день углядел. Новьё. Только на правой нос немного ободран. И у этих всё точно так же. Захочешь -- другую такую царапину нарочно не поставишь.

Я смотрел на носок сиротливо опрокинутой кроссовки, где белую кожу разрывал зигзаг, чем-то напоминающий лохматую молнию. Я думал о Гохе. Не мог же он почапать домой без кроссовок. Если, конечно, вообще сбежал. Но скажи Санычу, ответом будет: "А почему ты решил, что у него не было запасной обуви?" И я не мог доказать обратное. В гохин шмотник я не заглядывал, а туда и две пары обувки могли упихнуть.

-- Ну чё, ребя, -- спросил Санчес. -- Делать-то с этим чмырём чо-то надо.

"Его будут бить, -- грустно подумал я о Крысе. -- Даже не ради перевоспитания. А просто скучно всё до такой степени, что день-другой, и тут гладиаторские бои начнутся. А пока бить будут тех, кто на бои не годится. Причину найдут. Хотя для этого Крыся и причины искать не надо. Мусорщика гонят отовсюду".

Невидимые тучи сгущались над белобрысой головой. Народ сопел. Где-то сжимались кулаки. Кому-то уже хотелось начать учёбу жизни. Атмосфера явно наэлектризовывалась.

Кто-то подцепил сплющенную мужскую туфлю и пинком ловко послал её в Крыся. Туфля с противным чмоканьем вонзилась белобрысому в грудь. Крысь не отодвинулся. Только дёрнулся, будто хотел защититься, но не решился. Лицо его стало безвольным, беспомощным. На бледной коже выступил нездоровый румянец. А где-то уже радостно загыгыкали, предвкушая потеху.

Непонятно, что меня вытолкнуло из общих рядов, но в следующий миг я уже стоял рядом с Крысем.

-- Не надо так! -- воскликнул я. -- Нас и без разборок уже слишком мало! Если ещё и мы друг друга судить станем, что будет?

А ведь я отчётливо понимал: этот Крысь мне никуда не упирался. Вот Лёнька. Да я бился бы за Лёньку насмерть. А здесь всё наоборот. Я чуял, что должен стоять сейчас не рядом с Крысем, а с нормальными пацанами. Ещё немного, и общество подумает, что я такой же -- сэконд-хэнд ходячий. И всё же покалывало внутри, что неправильно набрасываться на Крыся. По-другому как-то надо. Иначе. Чтобы и общество успокоилось. И чтобы не казнили никого показательно.

-- Дак тащись в эту палату и живи с зашкварником, -- предложил Санчес. -- Я на твоё место переберусь. Лады? Слышь, Ромыч, -- обратился он к сопалатнику. -- Едем к соседям. Там одна койка свободна, а ещё одну этот овощ освободит.

Я замялся. Откровенно говоря, переезжать не хотелось. Да и Крысь этот мутный какой-то. Я не хотел с ним дружить. Но откажись, и сразу все поймут, что правы они, а не я.

Перспективы напрягали. Был бы тут Лёнька, никто и рот не открыл бы в мой адрес. Но сейчас общественное мнение не на моей стороне. "Если ты плюнешь на коллектив, он утрётся. Если коллектив плюнет на тебя, ты утонешь". Я не помнил, в какой именно Гоблиновской переделке "Властелина Колец" услышал эти слова, но отлично понимал: мой плевок в сторону коллектива уже улетел. Теперь очередь плевать перешла к коллективу. Тонуть не хотелось. Правда, оставался ещё один вариант. Вдруг, пока я тут мечусь по округе, неведомые силы утянут весь коллектив на ТУ сторону. Однако от таких предчувствий холодок шёл по коже. Казалось, уж лучше утонуть. Обсохнешь, оправишься, и живи себе дальше. А как жить, если во всём лагере вдруг останешься ты один?

Спасение, однако, пришло, откуда не ждали.

-- Ничо Димон к вам не поедет, -- Кабанец мощно хлопнул меня по плечу. -- Он и нам пригодится. Мне порой он вот так, -- Большой Башка чиркнул ребром ладони себе по горлу, -- нужен.

-- С этим-то что делать? -- Ромыч с Санчесом одновременно ткнули в бока Крыся.

-- Он щас выкинет эту шнягу, -- медленно с достоинством сказал Большой Башка. -- Комнату проветрит. И дежурить по палате станет до конца смены единолично.

Прямо физически ощущалось, как разряжается атмосфера. Ещё чуть-чуть, и нам с Крысём навтыкали бы по полной программе судьи, ведомые справедливостью. А так всё вроде само разрешилось. Была проблема, а сейчас рассосётся. Потерпеть только надо малёха.

Ещё я понимал, что Кабанец так долг отдаёт за ночь, когда он трусливо сдристнул от лохматого чудища. И теперь в расчёте мы. И не будет мне больше послаблений. Невзирая на громкую заяву "Мне порой он вот так нужен".

Народ расходился. Я счастливо вывалился из палаты одним из первых. Свежий воздух ласкал ноздри. Но недолго. Внезапно нюх снова стали терзать запахи помойки. Это Крысь вытащил первую партию грязных шмоток. Вид у него был расстроенный. Он не понимал, что избежал сурового наказания за чмошничество. Он жалел вещи. Ему не хотелось с ними расставаться.