Ван Вэй Тикет (СИ)

-- Ты, слышь, далеко не убегай, -- притормозил меня Жорыч, догрызающий оставшуюся от завтрака горбушку. -- Саныч с Палычем хозяйство глядят. А нас пацаны зовут. Судить будем.

-- Чего судить? -- секунду назад я мучительно придумывал отмазку, по которой меня никто не имел права искать до обеда, но сейчас вдруг стало интересно.

-- Да так, чаму одного, -- пожал плечами Жорыч. -- Пацаны сказали, в соседнюю палату приходить.

Мы подбирались к аллее. Жорыч вышагивал рядом и ныл:

-- Вот чо за хавчик? Утром каша. Вечером каша. На обед суп постный и пюре с котлетой из хлеба. Ну, или с курицей, а у курицы этой рост -- дециметр, а из мяса лишь кости.

Он печально вздохнул, а я вспомнил, как недавно хрустели кости несчастной курицы под мощными зубами Жорыча.

-- Мясо хочу, -- загундосил он в продолжение. -- Полцарства за банку тушёнки!

Но полцарства не было ни у него, ни у меня.

У крыльца нас чуть не сбил с ног белобрысенький. Он вылетел из своей палаты лёгким мячиком. Растрёпанный. Взъерошенный. Похожий на одуванчик, готовый вот-вот распрощаться со своими пушистыми семенами-парашютиками.

Но за ним выскочили его два шустрых соседа по палате, ухватили за плечи и утянули обратно.

-- Светлого видал? -- спросил Жорыч. -- Его судить и будем.

-- За что? -- недоумевающе уточнил я.

-- А я знаю? -- пожал плечами Жорыч. -- Есть, значит, за что. Раз зовут. Да ты не тормози. Ступай в палату, что ли.

Я не тормозил, но почему-то стало тоскливо.

Казалось, что без старшего отряда лагерь опустел. Но нет, кроме четвёрки из нашей палаты, в соседнюю набилось достаточно народа. Хозяевами тут чувствовала себя пара, с которой мы столкнулись у входа. Неделя прошла, а имени одного я так и не узнал. Второго пацаны звали Санчес. И Санчес этот знатно рубился в футбол. У меня аж живот заболел, когда я вспомнил, как Санчес пинком запулил мне под дых тяжеленный баскетбольный мячище. Я тогда стоял на воротах. А после удара уже лежал. За воротами. Хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Парни даже игру бросили, сгрудились возле. И Санчес впереди. Я не злился на него. Он не со зла так саданул же. Просто гол мечтал забить покрасившее. А тут вратарь на пути.

Белобрысый, заработавший прозвище "Крысь", хоть и жил в этой же палате, а топтался на месте, что щенок приблудный. Неуютно ему было. Неудобно. Хотелось ему исчезнуть. А народ оглядывал его, будто экспонат музейный, о котором сейчас чего-нибудь занятное трещать начнёт экскурсоводша очкастая.

-- Чуваки? -- раздался из задних рядов могучий бас, в котором ещё проклёвывались искры высоких мальчишеских ноток. -- Чо собрались-то?

Брезгливо подцепив носком кроссовки разлохмаченный, будто обгрызенный угол дверцы, Санчес распахнул тумбочку, явив её неприглядное содержание. Как Жорыч старательно заполнял деревянный ящик со скрипучей дверцей возле своей кровати жратвой и прочими вкусными ништяками, так эту тумбочку под завязку забили потрёпанной одёжкой отвратного вида. Но хуже всего была странная вонь, немного защипавшая чуткие ноздри, когда я переступил порог палаты. Сейчас она в них вонзилась двумя саморезами. Здесь гниль смешивалась с затхлостью, пропитанной грязью давно нестиранного белья.

И вдруг я понял, что за знакомый запах ловил я от Крыся. Это был въедливый, ничем неистребимый аромат сэконд-хэнда. Я познакомился с ним год назад. Не знаю, что занесло меня в корпуса обанкротившегося завода, цеха которого заполонили тонны застиранного шмотья, но я не менее часа блуждал по громадным пространствам. Гулкие шаги по бетонному полу. Окна, заросшие пылью, едва пропускали свет, становящийся жёлтым и тусклым. Бескрайние шеренги стоек, на которых, прижавшись друг к другу, висели тысячи рубашек, штанов, футболок и юбок. Зрелище абсолютно не походило на магазин. Всё напоминало гигантскую раздевалку неведомой школы, поголовье которой, переодевшись, умчалось в спортивке на физкультуру. А обычные вещи остались висеть, дожидаясь возвращения хозяев с затянувшегося урока. Вот только непривычный запах смердил. Особенный запах. Такой, что встретишь только в развалах сэконд-хэнда.

-- Вот чо, кенты, -- вопросил неизвестный мне обитатель палаты. -- Как жить, когда такой срач кругом? Вам чо. Вышли, проветрились, носяры прочистили и думать забыли. А тут, в вонище такой, заснуть невозможно. Голову ломит постоянно.

-- Э, Крысь, -- спросил тот же внушительный бас позади меня. -- На что тебе это шмотьё сдалось?

-- Это вещи, -- пискливо пояснил Крысь. -- Я их домой увезу. Мы их продадим потом.

-- Это ж со свалки, верняк, -- заметил кто-то.

-- Ну и что? -- удивился Крысь. -- На свалке много дельного выискать можно. Народ сам не знает, что выкидывает. Я провод медный там беру. Детали разные. Латунь тоже ценится. А одёжку на кило можно в сэконды сдавать. Дают мало, конечно, но когда центнер наберёшь, уже денежка. А тут по округе много бесхозной байды разбросано...