Вандалы — оклеветанный народ

Из сказанного, несмотря на все словесные ухищрения благочестивого Ферранда, вырисовывается достаточно ясная картина. Окрещенные повторно были арианами. Значит, Фульгенций обращал свои пламенные проповеди не только к православным, но и к арианам. И не боялся в центре Карфагена, проживая в гостинице, по приглашению царя, настраивать против этого царя жителей столицы, сохранивших втайне верность православию. Трасамунду, несомненно, регулярно доносили обо всем происходящем. Но он не стал арестовывать Фульгенция, ограничившись передачей ему сочинения об арианстве, содержавшего опровержение Фульгенция. Фульгенций ответил царю дошедшим до нас сочинением «Контра арианос. Либер унус эт децем обиекционес децем респонсионес континенс» («Против ариан. Одна книга, содержащая десять ответов на десять вопросов»). Данные им десять ответов на десять вопросов царя подтверждают — наряду с прочими вышедшими из-под его пера полемическими сочинениями, — заслуженную епископом Фульгенцием славу второго, после блаженного Августина, православного богослова римской Африки. В то же время «десять ответов» Фульгенция важны для нас и тем, что на их основании мы получаем представление о доводах вандальского царя. Ведь сочинения ариан были, как и памфлеты всех (почти) еретиков подвергнуты сожжению, вследствие чего у представителей последующих поколений (в том числе и нашего) создается очень однобокое представление о сути «арианского спора». Вопросы, заданные Трасамундом, характеризуют этого царя вандалов и аланов как просвещенного монарха, интересующегося наукой (в данном случае — богословием, сиречь теологией, уже готовившейся стать «царицей всех наук»), и убежденного арианина, вынужденного, однако, признать превосходство аввы Фульгенция в споре и потому поручающего вести дальнейшую дискуссию с этим светочем православия арианскому епископу — вандалу Пинта. Поскольку Пинта был не царем, а всего лишь епископом, с ним можно было полемизировать гораздо резче, не опасаясь угрозы быть подведенным под перенятый вандалами у римлян закон об оскорблении величества (а, точнее, величия). И потому в своем «Адверсус Пинтам» («Опровержении Пинты») авва Фульгенций не стеснялся в выражениях. По первое число всыпал Фульгенций также Абрагиле, еще одному ученому вандалу-арианину. Тем не менее, справедливости ради, следует обратить внимание на тот отрадный факт, что, если в еще не столь далекие времена царствования Гунериха дискуссия велась главным образом насильственными методами, то под скипетром просвещенного Трасамунда главным средством разрешения споров стало духовное оружие.

Хотя вандалы не смогли добиться превосходства над своими противниками, они стали для тех вполне приемлемыми оппонентами, и одно это уже многого стоило, повысив уровень дискуссии. Из этого можно сделать отрадный вывод: образовательный уровень вандальского правящего слоя сравнялся с образовательным уровнем германского правящего слоя в остготской Италии. Вследствие необходимости постоянно отражать нападки неутомимых православных полемистов Африки, вандалы были вынуждены собственными силами выпестовать и выделить из своей среды слой собственной интеллигенции, в которой не нуждались ни Теодорих в своей Равенне, ни вестготские цари в Толосе, нынешней южнофранцузской Тулузе, или в Толете, нынешнем испанском Толедо. Правда, свежеиспеченные вандальские интеллигенты писали на латинском, а не на готском языке (на котором читали библию, переведенную епископом Вульфилой), но скрещивали духовные мечи с самыми светлыми умами римского православного лагеря на том самом поле духовной брани, что некогда — сам Вульфила.

С учетом огромного количества православных, стекавшихся в поисках духовной поддержки к Фульгенцию в Карфагене (и, вероятно, все большего числа неофитов из арианской среды), арианскому духовенству не составило особого труда убедить царя в угрозе, исходившей от его партнера по религиозным спорам для духовного здоровья чад арианской церкви. Возможно, оно прямо обратилось к Трасамунду с настоятельнейшей просьбой сократить весьма затянувшуюся процедуру поиска истины путем переписки, вопросов, ответов, новых вопросов, новых ответов и т. д. Или сам Трасамунд, своим живым умом, осознал, наконец, бессмысленность и бесперспективность попыток совместить то, что не совместимо. Как бы то ни было, Фульгенций, в глубине души, возможно, уже веривший в счастливый поворот в своей судьбе, был вынужден опять отправиться есть горький хлеб изгнания.

В данной связи Ферранд счел уместным процитировать арианское прошение, адресованное царю вандалов (правда, трудно сказать, привел ли он текст самого оригинала или же передал своими словами его смысл и основное содержание):