Ванечка и цветы чертополоха

Вторая рука его крепко прижимает невесту за талию. Музыка уже давно оборвалась, но это всё равно — они продолжают двигаться в танце. Его напряжённые бёдра слегка покачиваются, увлекая за собой. Она покорна, накрыла жаркими ладошками его спину. Они кружат бездумно, как оторванный от ветки листок на ветру. Мила прикрывает глаза, и Женя в который раз тянется к её губам, ищет их… И поцелуй — это уже боль, но сладкая и неизбежная.

Ванечка крепко спит в соседней комнате. Мила успела ещё подремать, пока Женя беседовал с отцом в кафе. Но теперь одетые и полностью готовые к выходу они ожидают Галину Ивановну. У Жени тоже кружится голова. В загс пойдут пешком, крепко держась за руки. Надо бы съесть что-нибудь и покурить… Но невозможно оторваться от Милы, не хочется. Вот сейчас-сейчас придёт Галина Ивановна, и им придётся разорвать объятья. Миле обязательно надо есть — она кормит Ванечку.

— Я съем тебя, — вырывается у него.

Её шея уже у него под губами: «да, пожалуйста». И голова кружится сильнее. Он никогда не чувствовал себя настолько слабым и уязвимым, настолько безвольным.

Раздаётся звонок в дверь, и они медленно кружат по коридору так и не в силах оторваться друг от друга. Женя открывает замок одной рукой, обнимая второй Милу.

— Здравствуйте, Галина Ивановна, — лениво говорит он. — Простите. Никак не могу оторваться от вашей дочери, даже чтобы накормить её. Так хочется пообещать, что этого больше не повторится.

Женщина обескуражена увиденным. Эти двое выглядят, как не знающие меры подростки. Под глазами — тени, распухшие губы, потемневшие блуждающие глаза. Она не могла припомнить, чтобы видела когда-нибудь что-то подобное. Разве что давным-давно в зеркале.

— Здравствуйте, дети! Я надеялась, что отпустила внука со взрослыми, но…

Галина Ивановна вошла, оттеснив молодёжь, переобулась в тапочки, которые принесла с собой.

— Идите мыть руки. Я жду вас на кухне.

— Еда в холодильнике. — Женя повёл невесту и договорил на ходу: — Не стесняйтесь.

Протиснувшись через две минуты на кухню с Милой под рукой, Палашов вдруг заметил, что на холодильнике не достаёт одного портрета.

— Глупышка, ты зачем спрятала Олесю? Эта работа просто напоминает мне, какая ты талантливая. И ничего, кроме этого. Благодаря тебе я даже узнал Олесю сразу, когда первый раз увидел в кабинете.

— Нет, Женя, — Мила подняла глаза к его лицу, — я не глупая. Из-за этой девочки погиб Ваня.

— Надеюсь, ты хотя бы не выбросила…

— Нет. Но я не хочу, чтобы ты продолжал смотреть на неё.

— Ладно. Садись есть. — Он подтолкнул Милу к столу. — Я покурю и вернусь.

Палашов ушёл на балкон, а Галина Ивановна, проводив его взглядом, сказала:

— Вижу, дочь, вы были так заняты, что до сих пор не разобрались с тараканами.

Мила села за стол. Галина Ивановна пристроилась напротив.

— Олеся — тот человек, из-за которого я потеряла Ваню. Теперь представь, что из-за неё я лишусь Жени.

— Не сходи с ума! Как из-за Олеси ты лишишься Жени?

Вместо ответа на вопрос Мила смотрела на мать округлившимися глазами.

— А теперь я опишу тебе всю эту историю с другой стороны. Благодаря чувствам Вани к Олесе, заметь, девушка тут, собственно, ни при чём, произошло жуткое происшествие, в результате которого ты сперва заполучила Ваню и ребёнка от него, а потом получила ещё и Женю. И это не Женя сделал ребёнка Олесе, а женится на тебе. И это не ты будешь воспитывать Олесиного ребёнка, ты согласна? Я тебя ни в чём не обвиняю, не говорю, что ты устроила что-то нарочно. Но Олеся не заслуживает ни твоих страхов, ни твоих упрёков. Если бы твой жених увлёкся Олесей, неужели ты думаешь, он пришёл бы сюда и сделал бы тебе предложение? И смотрел бы такими глазами на тебя? Может быть, на свете есть люди, способные так поступить, но это точно не Женя.

— Да. Это правда. И всё равно, я не хочу, чтобы Женя смотрел на неё, пусть это всего лишь мой рисунок.

— Хорошо, — сказал, входя на кухню, Палашов. — Я не буду больше смотреть на эту твою замечательную работу, но не забывай, что это лицо уже давно врезано в мою память, и мне не нужен рисунок, чтобы его вспомнить.

Мила кивнула и пожала плечами.

— Наверное, я просто сама не хочу видеть это лицо, хотя в мою память оно точно так же врезано.

IX

Москва. 31 декабря 2001 года.

Прохождение через ад. Палашов. Шаг 6.

— Палашов, здрасьте! — голос Елены звучал непривычно возбуждённо. Создавалось впечатление, что она звонит из сердца улья, — такое гуденье слышалось на заднем фоне. — Приезжайте-ка к нам, да поскорее! Очень нужно! — Девушка выкрикивала фразы так, словно не слышит сама себя. — Приедете?! У нас съёмка на квартире! Необходима ваша помощь!

Палашов как раз не знал, чем заполнить этот сложный день — тридцать первое декабря, — в который нормальные люди занимались нарезкой салатов и прочими приготовлениями к Новому году. Но для собственной персоны, мающейся в одиночестве на съёмной квартире, изощряться не хотелось.

У него в холодильнике лежала запечённая курица, а в вазе килограмм мандаринов. Для утоления печали имелось по бутылке шампанского и водки.