— Я редко бывал тут. Но Мила и так мне показывает свои полотна и зарисовки. В этой комнате, помнишь, я впервые застал вас вместе? Никогда не забуду — ты превышал полномочия.
— И это было чертовски здорово! — признался Евгений. — И чертовски больно…
В следующий выходной Палашов перевёз в деревню семейство во главе с будущей тёщей, таким образом переместив свой дом в Спиридоновку. Дом, теперь он это осознавал в полной мере, мог быть только там, где Мила и малыш.
Когда Мила разобрала и разложила по полочкам шкафа детские вещи, Евгений, который всё это время занимался Ванечкой и продолжал держать его на руках, сказал:
— Я собираюсь навестить Марью Антоновну. Пойдём со мной?
Мила округлила на него глаза. Она не была готова простить Марье Антоновне связь с Глуховым — это читалось во взгляде.
— Она приходится Ванечке бабушкой. И одного Ваню она уже потеряла.
Глаза его кричали: я должен идти и хочу с ней увидеться, но теперь вы моё всё, поэтому без вас я не пойду.
— Марья Антоновна не смогла рассказать никому, кроме меня. Я тогда был чужим человеком и уже знал многое о каждом. И она не знала, родится ли малыш.
Он смотрел на неё умоляющим собачьим взглядом, и даже если бы она хотела отказаться, она не смогла бы.
— Хорошо. Пойдём, — устало согласилась Мила. — В конце концов детки точно ни в чём не виноваты.
Они вышли из дома и направились по короткому пути к дому Себровых. Дорогой Евгений разговаривал с малышом, рассказывая про облака, траву и деревья, привязавшегося овода. Мила задумчиво молчала. Поднялись на крыльцо. В доме пахло характерным деревенским запахом, который особенно остро ощущался сразу после приезда из города. Ванечке ещё только предстояло привыкнуть к местным условиям — чистой воде, свежему воздуху, комарам и мухам. Ещё веяло от него и от Милы благоуханным московским духом.
Евгений обратил внимание, что воды на столе в вёдрах было в достатке. Мила открыла перед ним дверь в дом, и они замерли на пороге, остановленные любопытным зрелищем: по кухне ходил мужик, Рысаков Валерий Петрович собственной персоной, а на руках его лежала, словно в люлечке, крошечная малышка. Одет он был в старенькую, но вполне опрятную футболку. На ногах — подвёрнутые до середины икр болотные хлопковые брюки.
— Агу, Василисочка, — с солнечной улыбкой успел сказать он прежде, чем повернулся в сторону двери и отвлёкся на нежданных гостей. Лицо его успело подрумянится на солнце, и преждевременные морщины довольно щедро разрезали лоб, виски и щёки. — Да вы проходите, проходите. Вы по Марьину душу пришли?
— Здравствуйте, Валерий Петрович! — вошёл Палашов. — Да. Не ожидали вас здесь застать.
— Здравствуйте, Евгений Фёдорович! Мы тоже гостей не ждали.
Мила тоже переступила порог и прикрыла дверь.
— Мою невесту вы, думаю, знаете.
Он отступил чуть в сторону, пропуская спутницу вперёд.
— Здравствуйте! — поздоровалась Мила.
— А это наш сыночек Ванечка, — пояснил Евгений. — Пришли с родной тётушкой познакомиться.
Милу удивляло с какой простотой и откровенностью Женя говорит с этим почти незнакомым ему человеком. Его совершенно ничего не смущало и не стесняло.
— А я тут это, — напротив засмущался отчего-то Рысаков, — в няньках, значит, пребываю у вашей тётушки. Марья сейчас козу доит, а потом собирается огород поливать. Говорит, что уже пора к своим хлопотам-обязанностям возвращаться. А мне с Василисочкой только в радость повозиться. Да и хорошо она меня принимает, не капризничает. А если начнёт, мы зараз к мамке пойдём.
Палашов подошёл с Ванечкой к ним вплотную, поворачивая его так, чтобы ему было видно малышку.
— Вот, Ванюшка, познакомься, твоя тётушка Василисушка. Красотка, да и только. Как, Валерий Петрович, Тимофей знает, что у него дочь родилась?
— По-моему, Клавдия Семёновна ему написала. Она же с мамкой тут роды принимала. Но только Марья не больно-то жалует Василисиного папашу, хотя бабку с дедом к внучке пускает. И меня с мамкой подпускает. А больше пока никого. Вот теперь вы пожаловали. Но мы ещё совсем крошечные, да, Васечка?
— Вы на целую неделю старше нас, правда, Ванечка?
Палашов улыбался. Очень уж трогательно смотрелся с малышкой на руках этот непутёвый бессемейный мужик. А что? Глядишь, и из его жизни выйдет какой-то толк.
— Пойду скажу Марье, что вы пожаловали, — спохватился Валерий Петрович.
— Мы подождём сколько нужно, — заверил Евгений. — Пусть она козу хотя бы подоит.
— Я могу подержать девочку, — предложила Мила.
Валерий Петрович передал ей ребёнка и ушёл. Василиса смотрела на неё, а Мила в свою очередь вглядывалась в лицо малышки.
— Женя, она похожа на него.
— На Тимофея?
— Да.
— Девчонки часто похожи на отцов. Тут уж ничего не поделаешь. Он отец ей.
Марья Антоновна влетела в дом. Видно было, что она торопилась. От неё шёл жар. На лицо выбилась прядь волос. На ней было простое ситцевое пёстрое платье с коротким рукавом и поясом, завязанным сзади.
— Уже не чаяла вас дождаться, дорогие мои! — воскликнула женщина и бросилась к рукомойнику мыть руки.
Промакнув руки о полотенце, она подступила к Миле и обняла её вместе с Василисой на руках и поцеловала в щёку.