Ванечка и цветы чертополоха

— Что вы на меня так смотрите? — спросила, не выдержав, Мила. — Вы же разлагаете меня духовно и личностно.

— Слова-то какие! Я тебя не разлагаю, а поглощаю и впитываю. А вот ты меня, боюсь, умственно разлагаешь.

— И часто вы так поглощаете и впитываете кого-нибудь, при этом умственно разлагаясь?

— Нет. Никогда. Ты же знаешь.

Мила судорожно схватила бутылку, тщетно пытаясь открыть.

— Дай сюда! — Палашов выхватил у неё бутылку из дрожащих холодных пальцев и сильным движением открутил крышку и слегка закрутил обратно, отдавая девушке. Он открыл тёплую воду, вымыл руки с душистым мылом и подставил под струю рану. Брови его сползлись, обнаружив между собой его фирменную складку.

— Теперь облей водкой! — скомандовал он, выключив воду.

Она повиновалась. Он ещё сильнее сдвинул брови и стиснул зубы.

— Всё-всё! Хватит! — остановил он, когда она пролила всю рану.

Он вытер о белоснежное вафельное полотенце руки. Распаковал бинт, оторвал широкий и длинный кусок ваты. Мила всё это время наблюдала за ним. Обернул вату дважды бинтом и обернулся на девушку.

— Ножницы нужны.

Она вышла из ванны и на двери в кармане голубого саше взяла маникюрные ножнички. Он молча протянул ей бинт, который она перерезала за много-много меленьких укусов. Он наложил повязку на рану и снял. Спросил:

— А стрептоцида у вас нету случайно?

— Мама, — позвала Мила, — у нас есть стрептоцид!?

— Кажется, был, — отозвалась Галина Ивановна. — Сейчас поищу!

Пока женщина искала стрептоцид, в ванне воцарилась неловкая пауза. Мила смотрела то на рану, то на рубашку, то на шрамы на полуобнажённом теле. Палашов не сводил глаз с девушки. Ему было забавно, как она жонглирует взглядом лишь бы избежать его стальных насмешливых глаз. Он думал, чтобы такое сказать ей, чтобы она немного расслабилась, но в голову лезли одни дурацкие мысли, выскажи он которые, они бы ещё больше девчонку напрягли.

— Никакая я вам не графинечка, ясно? — заявила вдруг она. — И нечего на меня пялиться.

Он прыснул со смеху. Отсмеявшись, он выступил:

— Но это же невозможно! Ты божественно забавна!

— Да ну вас!

Она повернулась к нему спиной, сложив руки на груди. Он взял и скученным кончиком бинта пощекотал ей шею. Она хотела огрызнуться, но в это время подошла мама с несколькими пакетиками стрептоцида.

— Мне повезло. Огромное спасибо! — с улыбкой сказал следователь.

Галина Ивановна взглянула на его рану, передавая лекарство дочери.

— Кто это вас так?

— Подождите, пожалуйста, вам Мила сейчас всё расскажет.

— Я вас жду в Милиной комнате.

Женщина удалилась, чтобы не мешать. Палашов взял у Милы из прохладных рук один пакетик и вскрыл, затем начал сыпать белый порошок на рану, которая была длиной с ладонь, и одного пакетика оказалось маловато, поэтому он взял и вскрыл ещё один. Когда рана была готова, он накрыл её повязкой.

— Теперь твоя партия. Забинтуй, пожалуйста!

Мила начала заматывать руку бинтом.

— Туже! Ещё туже! Теперь хорошо.

— Как же вы поедете?

— О, это не самое страшное. Доберусь как-нибудь.

— А что самое страшное?

— Ты знаешь. Или догадываешься. Вот о чём ты догадываешься, то и самое страшное.

— И мне страшно… Как же мне страшно!..

Она закончила бинтовать, разрезала бинт надвое и завязала на бантик.

— Перевяжи на узел, а то если бантик дорогой развяжется, я не смогу снова туго завязать одной рукой. Можно покурить у вас на балконе?

— Курите. Балкон в моей комнате.

Она поцеловала его руку в повязку, а на его озадаченный взгляд сказала:

— Чтобы быстрее зажила.

— Всё-таки нечестно это. Ты делаешь, что пожелаешь, а я связан по рукам и ногам.

— Но кто-то же должен быть благоразумен. Как старшему и как мужчине, я считаю, положено вам.

— Справедливо!

И он натянул рубашку, закатав повреждённый рукав, нащупал сигареты в заднем кармане, протиснулся между раковиной и девушкой, оттеснив и прижав её к стиральной машине, одарив вызывающим взглядом. Вдруг его накрыла неожиданная мысль, даже не мысль, а предчувствие, которое он незамедлительно высказал:

— Я тебя прошу: не называй меня больше хорошим, ведь ты из-за меня ещё наревёшься.

Он улыбнулся. Если бы она знала, что это не самоуверенное злорадство, а всего лишь глупое удивление, почему солнце должно реветь из-за какой-то там космической пылинки, пролетавшей себе мимо и попавшейся на его магнетизм. Ему захотелось схватить её рукой за щёки, сжать их и поцеловать в смешно распухшие и покорёженные губы. Плачущее солнце — да, это забавно, это невероятно!

Следователь отправился искать балкон.

XXIII

Конец 70-х — начало 80-х.

Папка нелепо погиб: хряпнул зимой после работы у кого-то самогону, дошёл до дому да решил посидеть на лавочке, уснул и замёрз насмерть. Ещё бы жить да жить, девчонок своих в люди выводить!