Ваниль и карамель

Ска-ди. Слово перекатывается на языке — колючее, ранит небо, и оно кровит.

Я жена вождя. Жена. Несвободна. Принадлежу.

Неважно. Все это неважно, потому что есть Эрик. Просто Эрик — без титулов, званий, власти.

Эрик.

Мужчина, которого я встретила ночью, в темной и тихой гостиной атли.

Эрик Стейнмод. Мой муж.

Руки сжались в бессильной злобе.

Сегодняшней ночи не затрешь. Сама виновата… сама…

И слеза градом по щекам. Ненавижу слезы!

— Эй, ты чего?

Кажется, я еще умею удивлять.

Влад тоже встал. Кровать скрипнула, отпуская его, словно недовольная женщина поутру. Андвари могли бы и позаботиться о кроватях в гостевых комнатах.

— Ты чего ревешь?

— Потому что ты… всегда… так…

От рыданий болели ребра. Живот. А всхлипы мешали говорить. Да и что тут говорить? Все и так понятно.

Похоже, понятно было только мне.

— Что всегда?

— Приходишь, рушишь все… всегда… А я… позволяю.

— Да ладно! Что такого я разрушил?

Не понимает? Серьезно?

Мой брак. Счастье. Мир.

Секунда — и я потеряла все.

— Полина?

— Я была счастлива, понятно! — выкрикнула, даже не задумываясь о том, что нас могут услышать. Что за стенкой, в соседней комнате спит какой-то андвари, и от моих криков он может проснуться. Узнать. Какая разница? Все равно не получится скрыть… Но рыдания отнимают силы, и кричать я больше не могу. Вздыхаю, глотая всхлип. — Я была счастлива, а теперь… Теперь — все.

— Была счастлива? Серьезно? — Иронию Владу скрыть не удалось, а может, он и не хотел.

— Представляешь? И без тебя бывает счастье. — Плююсь ядом. А что мне остается теперь, когда… — Я люблю Эрика.

— Тогда что это было, Поля? Сейчас?

— Не знаю. Какое это имеет значение? Теперь, когда моя жизнь разрушена? Надеюсь, ты доволен!

— Брось. Что такого произошло? Подумаешь, поцеловались. — Он шагнул ко мне, и я инстинктивно отступила, будто вновь вторгнувшись в мое личное пространство, Влад мог еще больше отравить меня. Куда уже больше? Он тоже остановился, как бы желая показать, что не станет ничего предпринимать. Давить. — Стейнмод не узнает. От меня — так точно… Я не желаю тебе зла. Думал, ты понимаешь. И если ты не повторишь ошибку, которую совершила тогда с Глебом…

— Это необязательно, — перебила я. Сердце гулко стучало в груди, сознание заволокло туманом — густым и безнадежным. — Эрик умеет читать мысли.

Молчание. Секунда, может, две… И глухой вопрос:

— Чего?!

Удивлен. Нет, ошеломлен, но пытается это скрыть. Только маски сегодня плохо держатся на лице, слетают, не желая садиться на привычное место. И за обычным спокойствием прячется настоящий испуг.

— Не только Альрик это умеет… умел, — на ходу исправилась я. — Я плохая актриса, Влад, и скрыть не смогу.

Он отступил и сел на кровать. На меня не смотрел, думал. Сосредоточенно, лихорадочно, и нерадужные мысли, сгущаясь, тенями окружали его.

Я всхлипнула последний раз. Глупая. Думала, избавилась, затолкала ненужное в прошлое. Только важное не затолкнешь.

Я люблю Эрика. Он изменил меня, научил снова доверять, как лежачего больного снова учат ходить. И я действительно стала другой.

Только кое-что Эрику выскрести так и не удалось… И кое-кого.

Кое-кто этот сидит сейчас на кровати и делает вид, что не рад. Ищет выход. Для меня ли? Если Эрик узнает, Владу тоже достанется. Эрик не станет разбираться, кто виноват.

Виновата я. Готова признать и… Что? Лишиться всего?

Предательские слезы выступили снова, и я отвернулась. Вот уж нет, слез не покажу! Закусила губу, стараясь болью отвлечься от обиды на саму себя. Обида сменилась злостью. О чем я думала? Нужно было сразу домой, как только охотник рассыпался пеплом. Ведь ясно было уже тогда: убийца не придет сегодня меня искать.

Теперь найдет точно. После того, как я лишусь защиты скади, ему не составит труда взять мой кен.

Прикосновение к плечу заставило вздрогнуть от неожиданности. Я сбросила руку, будто можно было заразиться еще больше. Словно ванильный кен может проникнуть сквозь одежду.

— Отстань!

— Поля…

— Уйди, говорю! Не хочу тебя видеть.

Влад резко развернул меня лицом к себе и ответил:

— Придется. — И добавил уже мягче: — Еще немного потерпи, а потом я уйду, ладно?

Я не ответила, и он, видимо, принял молчание за согласие.

— Никто ничего не разрушал, слышишь. Ты спишь. Это просто сон. И на самом деле ничего этого не было.

— Что? — Я нахмурилась. Вырываться сил не было, да и держал он крепко. Тело не слушалось совершенно, обмякло, налилось тяжестью. Даже держать глаза открытыми стало невероятно сложно.

— В тебе остался мой кен. Совсем немного, но хватит.

Взгляд у него тяжелый и требует подчинения. Сначала сопротивляюсь, пытаясь отстраниться, закрыться энергетическим щитом. Защититься.

Защитница из меня всегда была неважная.

— Утром ты проснешься и ничего не вспомнишь, слышишь, Полина, ничего! — его голос настойчив, и я киваю. — Повтори.

— Ничего… — вторю эхом.

— Хорошо. — Его вздох прячется у меня на ключице, когда он берет меня на руки. Я больше не понимаю ничего и не хочу понимать.

Это ведь сон. И я забуду его к утру.

Становится хорошо. Спокойно.