Ваниль и карамель

Обнял за плечи, по-хозяйски так, словно имеет право не только обнимать, но и все остальные права владельца прилагаются, только он не спешит их использовать, а только дает сигнал: смотри, мне все можно. А я осторожно, но настойчиво высвободилась, словно давая понять: нельзя. Уже нет, хотя еще вчера я сомневалась и думала, или не думала совсем, а творила глупости… Неважно. Вчерашний день был пропитан вседозволенностью, сегодняшний же вернул в реальность.

— Не стоит.

Удивился. Замер. Даже на шаг отступил, наверное, чтобы рассмотреть меня лучше. И лицо мое, скорбное и виноватое, хотя вину я отчаянно гнала. Моя жизнь. Мои решения. Сам ведь говорил: подумай. Подумала.

Несколько секунд, немая сцена в темной, пустой комнате, в которую сочится из окон свет фонарей, а на стекле — полупрозрачные точки сентябрьского дождя. Осень просится в дом, но ее не пускают. Осени нет места внутри.

Влад всегда мне нравился тем, что понимал многое без слов. Вот и сейчас понял. Отвернулся, глаза отвел и постарался придать лицу каменное выражение. Не вышло. Эмоции иногда берут над нами верх.

— Извини, — зачем-то шепнула я, хотя извиняться не должна была. Но другие слова на ум не приходили, а молчание — разрушительное бездействие.

— Ну почему? — Он вскинулся, ироничная улыбка добавила драматизма в не без того напряженный разговор, состоящий из коротких фраз. — Почему когда я хочу все сделать правильно, всегда остаюсь ни с чем?

— Правильно — это как? — нахмурилась я.

По полу ползли причудливые тени. Камин снова притих, отблескивая горячим желтым, а по подоконнику снаружи забарабанили крупные капли. Дождь усилился. Выйти бы наружу, а не задыхаться здесь в неправильных диалогах. Так всегда: опрометчивые действия оканчиваются сложными словами. Или еще чем похуже.

— Будь я понастойчивее у сольвейгов или вчера, ты была бы моей.

— Думаешь, все так просто?! — взорвалась я, снова чувствуя ярость, словно после разговора с Эриком она не ушла, а лишь притаилась где-то в глубинах сознания и ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу. Нежеланный пленник, от которого не избавиться. — Думаешь, я вещь, которую можно быстро схватить и владеть?

— Прекрати передергивать. Я совсем не то имел в виду.

— А что ты имел в виду? Считаешь, я буду счастлива лишь оттого, что прересплю с тобой? Если бы это было так, у меня в жизни не было бы проблем. Но мне нужно немного больше…

— И я могу тебе это дать!

Он шагнул ко мне снова. Глаза горят. И прядь эта непослушная… неужели не мешает? Убрать бы, только не имею права. Вообще нужно держаться подальше. А прийти сюда сегодня — плохая идея.

— Ты этого не знаешь… — Отступила на шаг и потупилась. Трещина на паркете, ее видно даже в темноте. Большая, изогнутая, змеей заползает под журнальный столик. Когда я была здесь в последний раз, ее не было. Или была? Как много я пропустила! И пора признаться себе: я тут чужая давно. Несмотря на комнату на втором, которую держали в идеальном порядке, будто я могу в любой момент передумать и вернуться.

— И ты не узнаешь, пока не попробуешь. Нужно уметь рисковать.

— Мы пробовали и не раз, — пробормотала я.

И диван новый. Кресла. Те, что я помню, были с высокими спинками. Лина сидела на том, что правее, держала спину прямо, а Алишер неподвижным стражем чуть позади. Давно. Еще перед войной…

— Чушь собачья! Стейнмод тоже облажался.

— Я ничего тебе не обещала, — сказала я вслух, словно озвучивание придаст большую значимость словам. Словно для Влада это станет облегчением.

Не станет. Он надеялся. И совершенно не умеет проигрывать. Никогда не умел.

— Я не сдамся так просто, и не надейся.

Я и не прошу. Понимаю, что бесполезно. Но вслух не отвечаю — молчу, продолжая рассматривать новые, чужие для меня детали. Стол с напитками убрали. И на камине статуэтка совы — красивая такая, с открытыми крыльями, в прошлом я бы восхитилась.

— Я устала, — сказала больше самой себе, чем Владу. — И пришла к Глебу.

Влад догонять не стал, но пока я поднималась, чувствовала, что спина горит от его сверлящего взгляда.

Некоторые люди не сдаются никогда. Наверное, это хорошо, ведь если сдашься, опустишь руки, к цели не придешь никогда. Только вот теперь мне точно легко не будет. Эти несколько дней изменили не только меня — наверняка Влада тоже. И в том, что он будет делать в дальнейшем, как поступит, есть доля и моей вины. Только бы глупостей не наделал, сейчас они нам ни к чему. Потому что именно сейчас, считая ступени, я почувствовала, ощутила в воздухе то, о чем говорил Барт.

Опасность. Незримую, пока еще далекую, но уже необратимую. И нет, дело не только в таинственном любителе ритуалов, хотя и в нем тоже, но он — частность, один пазл огромной, пугающей картины будущего. Как и я. Как и все мы.

И уже дойдя до комнаты Глеба, я поняла — оно наступит, это будущее. Сомнет наши планы, бросит в огонь и развеет пеплом. И все, что мы можем — дать себе насладиться тишиной.

Перед бурей всегда тихо.

Глава 11. Соринки и бревна