Ванильный запах смерти

– Аджап-сандал! Так это блюдо называется, Юленька, – пропела вдова.

– Еще одно бесподобное творение Феликса Николаевича, – кокетливо стрельнула глазками в повара Шатова.

– Ну-у, тут не обошлось без другого мастера на все руки. Лев Зиновьевич подсказал забавный штришок. Не скромничай, Лева, не тушуйся, – подбодрил Самохин зардевшегося Гулькина.

– А я и не… Я вообще предлагаю тост! – Лев вдруг решительно поднял руку с бокалом красного вина. – Траур трауром, но жизнь, господа… э-э, несмотря ни на что… Она…

– Она продолжается, Лева! – подсказал Говорун.

– Ну да. Это понятно. Но вот Феликс Николаевич сказал – мастер. – Гулькин отстранился от заботливой руки Лики, которая будто хотела чем-то помочь оратору. – Вот за мастеров, за людей дела. Мне, быть может, трудно так вот сразу выразить мысль, но я глубоко убежден, что человек ценен своей нужностью, умением что-то делать по-настоящему. Хорошее, полезное.

– Браво, Лева! За людей дела. Виват! – чокнулся с Гулькиным, приподнявшись, Василий.

– Да-да, хватит уныния. Работать, господа, работать надо, – с воодушевлением замяукала Пролетарская, чокаясь со стаканом минералки Бултыхова.

– Правильно, Левочка, ты молодец. Делай что должно, – вступила Травина.

– И будь что будет, – вздохнул справа от Люшиной щеки Степан Никитич.

Он сидел рядом с Шатовой в торце стола. Бледный, с отстраненным лицом, потухшими, обращенными в себя глазами. Клевал салат и пил минералку.

Вновь за столом установилась тишина. Но напряжение явно спало. Все с воодушевлением продолжили трапезу. А сыщица, решившись на мягкий бри с «Пино Нуар», погрузилась не только во вкусовые оттенки деликатеса, но и в свои наблюдения.

Бултыхов. Никаких мотивов. Пытался сбежать от гнета одиночества и болезни в «Под иву». Впрочем… А месть? Перед смертью, когда нечего терять, отомстить обидчику! Что известно о связи Федотова и Бултыхова? На людях не общались. А в действительности? И доступ к наркотикам у врача может быть. Хотя… к лекарствам – да. А к героину? «Наметить беседу на завтра», – решила Люша.

Дарья и Василий. Подозревать заказчицу – идиотизм. К тому же она казалась Люше необыкновенно симпатичным человеком. А вот Говорун… Контакт с ним пока совершенно невозможен. И эта демонстративная нервозность – суть характера или знание о преступлении? Приходится и его держать под подозрением. Не отвергая, впрочем, версию о Василии как о главной жертве злого умысла неких сил, стремящихся отобрать отель у супружеской четы.

Ида Щипкова. Забитая, бессловесная, темная. На первый взгляд. Но за этой тихостью может стоять железный характер. А уж если такие люди попадают под чье-то влияние! К примеру, человека, которого они любят? Ида может быть беззаветно предана дяде. А может быть влюблена… да хоть в Василия! Или в покойного Федотова?!!

– Добрый вечер! – хрипловатый женский голос вывел сыщицу из задумчивости.

Зульфия появилась на террасе в темных очках, с гладко зачесанными волосами и в скромном, по ее меркам, льняном платье чуть выше колен. Она, конечно, не успела протрезветь до конца, но выглядела вполне свежо.

– Зуленька, вот здесь вам будет очень удобно, – вскочил навстречу гостье Василий и стал выдвигать стул в торце стола рядом с Идой и Самохиным. Место Абашевой занимала Люша, и Зуля, помедлив, прошествовала на левую сторону.

– Проснулась, а в окно льются искусительные запахи. Волчий аппетит почувствовала. Нет, вино я сегодня пить не буду, благодарю, – хмыкнула Абашева на протянутую к ее бокалу руку повара с бутылкой «Лыхны».

– Это неприлично вкусно, – выдохнула литераторша, распробовав первый кусок жаркого. – Не смейте на меня так смотреть, Степан Никитич! Будто подглядываете за интимной сценой.

Абашева ела с отменным аппетитом, но и это у нее получалось стильно. И наблюдать за ней хотелось не только влюбленному Бултыхову.

Адель Вениаминовна горестно вздохнула, будто сетуя на несовершенство человеческого общежития, и сухо поинтересовалась: