Ванильный запах смерти

«Даже если и существовал хоть малейший мотив, по которому Ида Щипкова желала смерти Федотова, она никак не могла бы убить его при помощи наркотика. Откуда у нищей деревенской девчонки средства на покупку баснословно дорогого зелья? Да еще в таком количестве! Вот «закалать» – это она бы, возможно, могла. С дядиной помощью. Пролетарскую и убили именно таким способом. Но что бабка знала об актере и наркотиках? И при чем тут обездоленная сирота Щипкова?»

Все эти мысли проносились в голове Геннадия Борисовича, пока свидетели подписывали протокол.

И тут раздался долгожданный звонок эксперта. Собственно, из-за чрезвычайных событий в больнице и в ожидании результатов срочной экспертизы приехала опергруппа в «Под иву». Дело-то вышло громкое и попало на особый контроль.

– Ага, ага… – кивал удовлетворенно головой Рожкин, слушая телефонного собеседника.

– О-от даже как! – Он отложил аппаратик и обвел присутствующих торжествующим взглядом: – А вот теперь мы допросим настоящего убийцу. Вернее, настоящую! Абашеву введите! – крикнул он театрально, обращаясь к Сане.

Трепещущая Зуля села на стул, где только что истерически хохотал Самохин. И его, и двух других свидетельниц попросили из комнаты удалиться. При допросе главной подозреваемой присутствовали только полицейские.

– Вы, конечно, можете продолжать упираться и хранить молчание, госпожа Абашева, но в силу сложившихся обстоятельств это абсолютно лишено смысла. Да уж… – Рожкин, будто утомившись от столь многосложной для него фразы, вздохнул и утер лоб. – Кондиционер похолоднее сделай, – кивнул он своему коллеге Сане.

Зуля в оцепенении смотрела на следователя, демонстрируя полное непонимание.

– Вы приносили томатный сок Кудышкину в больницу? Впрочем, можете не отвечать. Я и так знаю, что вы. Чего уж… Как и то, что в сок этот, скорее всего при помощи шприца, ввели слоновью дозу сильнейшего седативного, то бишь снотворного препарата – нембутала. И где только достали? У своего поклонника – болящего Бултыхова? Впрочем, это позже, успеется.

– Я… я не понимаю, о чем вы, – начала было лепетать Зуля, но Рожкин вдруг вызверился и завопил:

– Да о том, что в тяжелейшем состоянии со вчерашнего вечера ваш полюбовничек! В коме! Отравлен!! Но жив пока. Да уж…

Рожкин поднялся из-за стола и заметался перед подозреваемой с видом ожившего дамоклова меча, проносящегося в считаных сантиметрах от головы преступной гедонистки.

– Вы еще и отпечатки пальцев постирали с пакета. Это уж умора, да и только! И целых два мотива – отравление Федотова и ревность! Причин для задержания больше чем достаточно!

– Да зачем мне травить этого несчастного артиста?! Он же работу мне давал! Деньги! – в свою очередь заголосила Абашева, будто очнувшись.

– А-а! Это уж… Значит, в отравлении Кудышкина вы сознаетесь? – удовлетворенно крутанул головой Геннадий Борисович и уселся на свое место.

– Да бред!! Ничего я не делала! Я вообще не знала, что Эдик женат! Я чуть с ума вчера не сошла, когда в больницу пришла, а вы… – Зуля бессильно, по-детски расплакалась, уткнувшись в колени.

– Ну хорошо, на нет – суда нет. Оформляю задержание. Давай, Сань, – махнул Рожкин оперативнику, который отработанным жестом захлопнул наручники на тонких Зулиных руках.

Она с недоумением посмотрела на свои запястья, на Саню и, ни слова не говоря, вышла в сопровождении оперативника из комнаты.

Шатова, предпринявшая попытку вырваться из дома, чтобы обежать его и приникнуть к Дашиному окну: вдруг что-нибудь удастся расслышать, была остановлена немигающим бесстрастным Пашей. Единственное, что тот позволил «пленникам», – это заварить кофе. Даша обнесла всех чашками с дымящимся напитком и блюдечками с сухим печеньем. Только Юлия истребовала черного чая, так как от кофе, да на голодный желудок, у нее бы сердце выпрыгнуло и давление подскочило, а этого допустить она никак не могла в такой-то непростой ситуации.

Напряжение в холле стало спадать. Допрошенная троица вполне дружественно шепотом переговаривалась. Насколько поняла Люша, воспитательница винилась перед миролюбиво настроенными к ней дядькой и племянницей.

– Нервы… Это все наши нервы, – громко вздохнул Самохин, который и впрямь слишком эмоционально вел себя в последние минуты.

«Впрочем, неизвестно, как бы я хохотала или плакала, если бы меня обвинили в отравлении и разносе головы, – рассудила Юлия. – Поговорю обстоятельно с Травиной и, пожалуй, вычеркну этих троих из списка!» – решила она.

В эту минуту из допросной Саня вывел Абашеву в наручниках и все замерли. Только Люша смогла выкрикнуть:

– Требуйте адвоката, Зульфия, и храните молчание!

Её выпад почему-то рассмешил непрошибаемого Пашу, который подошел к вскочившей сыщице и отечески тронул ее за плечо:

– Вы докушайте чай, дамочка. Докушайте. До вас очередь еще дойдет.

Старорежимное «докушайте чай» произвело особо удручающее впечатление на чуткую Шатову. Она кожей ощущала, что расследование пошло по неверному пути. И никуда, кроме тупика, эта кривая дорожка не выведет.