Во как. Истинный клещ.
— Мне идти надо.
Сам осторожно рукав освобождаю.
— Позвольте хоть обедом Вас угостить…
Смотрит на меня как-то растерянно. Глазами хлопает. Немного, как бы, с обидой даже.
Опять я что-то не так сделал? Вроде я тут косячить меньше стал. Но, бывает конечно…
— Хорошо.
Соглашаюсь. Надо отсюда уйти, а то на нас уже косятся. Понятно — картина-то маслом. Прибегает солдатик. За собой господина в годах за рукав тащит. Что за дела такие? Потом оставляет его, сам куда-то направляется. Нормально это? Ну, как-то не совсем…
— Нет, нет, не здесь… Не подумайте… Тут, я бы не советовал.
После этого господин, мною спасенный, целую сценку сыграл.
— Видел я как-то, как малыш один на обжорке пирожком печеным лакомился. Откусил, а внутри — кусок рамушины. Он пирожнику и говорит: «Дяденька, у тебя пироги-то с тряпкой…». Тот не проробел и в ответ: «А тебе, каналья, что же, за две копейки с бархатом, что ли, давать?».
Изобразил это господин в лицах и смеется.
Раньше, услышав такое, про рамушину я бы не понял. Местное это словечко. Из тутошнего времени. Рамушина, рамонье — это старые, ни на что не годные тряпки. Их специальные люди — рамонщики скупают. Потом из рамушины бумагу, кажется, делают. Могу и ошибиться, но Федор так говорил.
— Ну, хорошо…
Согласился я. Вроде, не плохой господин. С юмором…
Мы немного пешком прошли, а затем спасенный мной извозчику махнул.
Да, звали-величали господина Илья Ильич.
Я тоже представился.
— В «Орел», — дал направление движения Илья Ильич.
Этого извозчику было достаточно. «Орёл» — это на Сухаревке.
Позднее я, конечно, узнал, почему Илья Ильич, именно это место выбрал. Он часто туда захаживал. В «Орле» московские антиквары и ювелиры собирались, в «Колоколе» на Сретенке — церковные живописцы, в «Хлебной бирже», что в Гавриковом переулке — оптовики мукомолы, в «Голубятне» — любители голубей и петушиных боев…
У всех свои облюбованные места были. У Ильи Ильича по роду его деятельности — «Орел».
Всё это мне потом уже стало известно, а пока я катил, куда пригласили.
В трактире Илье Ильичу кивали, а на меня немного косились. Впрочем, Илью Ильича это не трогало, ну, и меня значит. Я — гость, с меня взятки гладки.
Половые в белых рубахах из голландского полотна сновали споро. Их ноги и учтивость кормили. Жалования им не платили, они сами отдавали хозяину часть чаевых. Что оставалось — с того и жили.
По времени обедать было ещё рано. Дорогою Илья Ильич о степени моей сытости поинтересовался. Я сказал, что пока не голоден. Тогда он предложил хотя бы чаю попить. Я согласился.
— С полотенцем, — озвучил Илья Ильич заказ.
Половой кивнул и удалился.
Почти мгновенно перед нами на столе уже стояли чашки, чайник с кипятком и чайничек поменьше с заваркой. Каждому выдали полотенце. Илья Ильич повесил его на шею. Я последовал его примеру.
Оказывается, очень любил антиквар, я пока ещё не знал о роде деятельности Ильи Ильича, чаевничать.
Первый чайник он почти один осушил. Я, так, только немного поучаствовал.
В процессе чаепития Илья Ильич вытирал свой лоб и шею.
Когда чайник опустел, антиквар махнул рукой и нам подали следующий.
Полотенце у Ильи Ильича было уже насквозь мокрым…
За вторым чайником и был мне задан вопрос.
— Чем, молодой человек, изволите заниматься? Служите?
— Прохожу обучение на ротного фельдшера.
— Хорошее дело, хорошее…
Глава 37
Глава 37 Донат Всеволодович
Илья Ильич очередную чашку чая себе приготовил.
Полового подозвал. Полотенце ему поменять требовалось. Ранее выданное — хоть выжимай…
Я, про себя ухмыльнулся. Вот, а ещё вятских водохлебами называют. Так и говорят про их питьё чаю — вятские водохлебы.
В Москве настоящие водохлебы живут. Самые что ни на есть.
За вторым чайником спасенный мною свои расспросы продолжил. Кто я он уже знал.
— Родом-то откуда, Иван?
Так спросить ему разница наших лет позволяла.
— Вятский я, — выдал версию согласно имеющегося у меня казенного документа.
Вятских в России много. По численности населения Вятская губерния в империи на втором месте стоит. Более населенная — только Киевская. Москва с Московской губернией и то от Вятки по народу отстает.
— Вятские — парни хватские, семеро одного не боятся…
Сделав притворно-серьезное лицо произнёс Илья Ильич.
Сколько раз я уже эту присказку в Москве от людей слышал. Причем, произносят её шутливо и часто с обратным подтекстом. Знаем, знаем, мол таких — нормальные ребята…
— Не бывал в ваших краях, но слышал. Великорецкий крестный ход, это у вас ведь?
Я утвердительно кивнул.
Где же ещё? Великорецкий — один из крупнейших крестных ходов по России. С пятнадцатого века своё начало ведёт. Из Вятки на реку Великую.
Пока с высоковскими враждовали, Федору покидать село было нельзя. Больше всего он как раз из-за этого переживал и сокрушался. Ну, что текущим летом в рядах паломников на Великую быть не может. Евдокии не раз говаривал, что она в этот год за себя и за него. Вздыхал ещё при этом огорчительно.
Тут к Илье Ильичу из-за соседнего столика гость подошёл. Поздоровался как полагается. Илья Ильич ему тем же ответил.