— Не так давно застрелился полковник Краевский, наш интендант. Не вынесла его душа… Человек был, хороший… Мне за последнее время при встречах с ним всегда казалось, что он или сойдет с ума, или покончит с собой. — говорящий тяжело вздохнул. — Он страшно болел за необеспеченность нашего солдата предметами первой необходимости и мрачно взирал на ближайшее безотрадное и безнадежное в этом отношении его будущее…
Мне вдруг стало стыдно. Мы-то чем у себя там в Санкт-Петербурге зачастую занимались! Ну, не конкретно я…
Готовили приказы где подробно описывается… новая форма нарукавной повязки Красного Креста взамен формы, объявленной в приказе за 1869 год № 89!
Как такое? А?
Или — бумаги с подробным изложением происшедших перемен по части всяких крючков, петличек и пуговиц…
Колонна солдат между тем всё шла и шла мимо.
Мой однокорытник глядя на всё это продолжил изливать душу. Накипело у него.
— А, венерики и сифилитики…
Доктор совсем некультурно сплюнул на землю себе под ноги.
Я воздержался от вопроса о данном контингенте — сам сейчас всё расскажет.
— Специально заражаются, чтобы убраться с передовой. Согласно приказу главнокомандующего эвакуировать их в тыл нельзя, хоть специальные венерические отряды при госпиталях создавай…
Да уж… Про такое-то я никогда бы не подумал.
Может это только здесь? В одном отдельно взятом месте? Везде же всё по- разному!
Между тем вокруг начала усиливаться какая-то хмурость. Погода становилась всё более мерзкой и отвратительной. Небо затянуло, ветер усилился.
Так меня познабливало, а тут ещё хуже стало. Я запахнул свою шинель.
Тут ещё с неба крупка снежная посыпалась…
— Пошли в помещение, — предложил я похмельному коллеге.
— Пошли, — сразу согласился он.
Вот, захотели и в тепло пошли. У солдат же этого нет. Они неделями и месяцами в чистом поле находятся. Мерзнут, мокнут… Ещё и под пулями и шрапнелью.
У нас ещё оставалось, но больше решили не пить. Хватит. Надо себя в порядок приводить и делами заниматься. Вдруг мне сегодня в полк придётся ехать? Вполне такое возможно.
• — при написании данной главы использованы воспоминания военного врача Русской императорской армии Василия Кравкова.
Глава 19
Глава 19 Воля Нижня
Вот я и в полку…
Долго же я сюда добирался.
На календаре сегодня — уже 27 декабря.
На нашем участке фронта затишье. Свежих раненых нет, но зато больных — хоть весь полк с позиции снимай.
Раненых уже всех вывезли в ближайший госпиталь, а больные — остались. Есть и тяжелые — ревматизм, поносы в самых сильных степенях… Имеются и обмороженные. Хорошо, что зима здесь в этом году очень теплая, а то бы их гораздо больше было.
Лекарств — мало. В достаточном количестве только касторка, йод и салициловый натрий. Оказалось — всё это трофейное, у австрийцев захваченное.
Ну, почему бы и трофеями не пользоваться. Это на войне — нормально.
Враг — совсем рядом. Буквально в двухстах шагах от самого штаба полка уже австрийские окопы.
Смертью пахнет…
Ну, кто был, тот поймёт.
Что с нашей стороны, что с австрийской в окопах поодиночке длинной линией сидят роты солдат. Больших масс войск не видно.
Не знаю, как у австрийцев, а наши солдаты в большинстве своем измучены, у многих сапоги порваны. В последнее время я постоянно обращаю внимание на обувь воинов. Это после рассказа коллеги, что на линии фронта с сапогами плохо, а вот при отправке раненых в тыл им новые сапоги выдают. Кому даже и не надо.
Солдаты имеют вид не выспавшихся, лица осунулись.
Инспектирую. Записываю. Мне не мешают, но и особо не помогают. Своих проблем у всех хватает.
Иногда случаются маленькие перестрелки с австрийцами. Немного постреляют и всё. Как правило, всё кончается благополучно — никто у нас не ранен и не убит.
Можно мне уже и обратно, но тут, именно в тот день, когда я уезжать собрался, австрийцы пошли в наступление.
Наши их соответственно встретили. Загрохотали откуда-то из-за спины пушки, тоскливо завизжали и завились в воздухе шрапнели. Раньше я такого не видел. Если руку на сердце положить и забыть, что это такое, то картина даже красивая — на безоблачном небе в тихом воздухе вдруг появляются два облачка — вверху белое, а пониже — бурое. Постепенно они тают…
На позициях затарахтели пулеметы, тут и там стали носится ружейные пули. Как мухи. Надоедливые мухи…
Куснёт такая и… Тут уж как кому повезет.
Когда всё началось, я бегом бросился на перевязочный пункт.
Какой там в тыл уезжать! Тут я нужен.
Наш перевязочный пункт, расположен был не правильно. Говорил ведь я, но только в ответ головой покивали, а до дела не дошло. Отодвинуть его подальше от окопов надо было…
Ещё — размещен он был между двумя батареями орудий!
Когда они обстреливать австрийцев начали, те — не остолопы же, само-собой — ответили.
Только раненых начали на перевязочный пункт доставлять, троих в десяти шагах от него и убило. Это я уже позже узнал.
К вечеру у нас на пункте скопилось до ста пятидесяти раненых солдат и офицеров полка. Многие — тяжело.
Что мы могли сделать? Только перевязать. Больше — ничего.