Ванька 8 (СИ)

— Ура! — раздалось в нескольких местах фельтенских цепей, но тут же затихло. Да и кричали-то это как-то неуверенно. Скорее всего, у кого-то по привычке вырвалось.

— Стрельни, Ваня, только, смотри, не попади ни в кого… — старший унтер тронул пулеметчика за плечо.

— Помню, сделаю, как уговаривались.

Фельтенцы, в ответ на пулемётную очередь, вразброд ответили, но пули летели высоко, как будто солдаты по воронам метили.

— Ишь, стреляют…

— Высоко метят…

— В белый свет как в копеечку.

— Ну, как договаривались, — перекидывались словами и улыбочками защитники Ля-Куртина.

Цепи, бредущие к лагерю, замедлили ход, местами начали ложиться, как будто по ним густо ударили.

— Стрельни, стрельни ещё. Не будем мужиков подводить… — опять коснулся погона пулеметчика унтер.

Цирк с атакой продолжался.

Лежавшие на поле фельтенцы, как положено, головы свои саперными лопатками прикрыли. Воткнули их в землю наклонно. Ну, как учили, так и делали. Именно это атакующим при вражеском пулеметном огне предписано.

Та и другая сторона жгли патроны и дырявили французское небо.

Наконец, со стороны нападавших кому-то всё это надоело.

В лежавших цепях начали свистеть.

— Тихо! — ля-куртинский унтер, что командовал пулемётчиком, поднял руку вверх.

— Свистят. — повернул тот к нему голову.

— Слышу… — свёл брови и мотнул головой унтер-офицер.

Свистели два раза длинно. Это был сигнал к отступлению.

Каждый солдат экспедиционного корпуса сигналы, что на поле боя свистком подавались, хорошо знал. Запомнить их было не долго. Один продолжительный свист — тревога! Три длинных — приказ собраться. Один длинный — атаковать или наступать. Два длинных — отступаем. Один длинный один короткий — подтянуть правый фланг. Один короткий один длинный — подтянуть левый фланг. Два коротких один длинный — сдвинуться влево. Один длинный два коротких — сдвинуться вправо. Четыре коротких — перегруппироваться. Один длинный один короткий один длинный — всем собраться у командира. Вот и всё. Запоминать-то нечего. Хотя, сначала некоторые и путались в горячке боя.

Унтера в своих взводах как «Отче наш» сигналы свистками у солдат спрашивали — что какой обозначает. Сами же свистки они в нагрудных карманах носили, а свободный конец шнура свистка ко второй пуговице кителя крепили.

— Два длинных…

— Сигналят к отступлению.

— Кончилась атака, — переговаривались на позициях ля-куртинцев.

После атаки «батальонов смерти» у меня раненых не прибавилось. Только один наш солдатик неровно ступил и ногу подвернул.

Малиновский над ним подтрунивал, пока один из моих фельдшеров ему помощь оказывал.

— Проси медаль у комитета. Даже крест. У них — есть… Заслужил за тяжкие раны.

Солдатик от него только отмахивался.

— Всё тебе шутки шутить, Родион! Уйди с глаз моих!

Атака «батальонов смерти» на Ля-Куртин не удалась и Занкевич решил артиллерийскими обстрелами отыграться.

Два дня без роздыха по лагерю била артиллерия. Остатки казарм с землей перемешивала.

Ля-куртинцы немного схитрили и перебрались в подвалы казарм ушедших из лагеря полков. Понятное дело, все туда не вошли. Поток раненых у меня не прекращался. Число погибших с начала обстрелов уже перевалило за тысячу.

Мнения в солдатских комитетах разделились. Всё больше было высказывающихся за атаку на холмы. Так мне Малиновский рассказал.

— Сегодня ночью хотят ударить. Злы все очень. С фельтенцами уже сговорились, они наших к пушкам пропустят…

Я тяжело вздохнул. Куда я новых раненых складывать буду? Совсем нет у меня места их размещать. Лагерный лазарет уже два подвала казарм полностью занимает и мне приходится туда-сюда бегать. Именно — бегать, так было меньше шансов осколок получить. Уже пару раз мне по мелочи доставалось.

Глава 37

Глава 37 Сдаемся!

На ужин у меня были галеты и две ложки сахара.

Да, ещё половина кружки воды. Вот и всё.

Занкевич — козлина безрогая. Перекрыли по его приказу водопровод и теперь лагерь мучила жажда. Особенно страдали раненые и больные. Здоровым без воды тоже не сладко было.

Опростал кружку — как и не пил. Ещё больше жажда усилилась. Хоть бы дождь пошёл…

Как назло, с неба не капало уже неделю.

Мля…

Как, люди-то в пустыне живут?

Я лёг спать. Когда спишь — пить не хочется…

Хренушки! Только уснул — вода приснилась. Будто в лесу я где-то. Иду, и ручеек мне встретился. Я на колени опустился, воду рукой из ручейка черпаю и пью. Пью, пью, а напиться не могу…

Тут я и проснулся. На холмах что-то гремело, взрывалось. Дверь в подвал, где сейчас лазарет размещался, была открыта — так хоть немного попрохладнее и менее душно. Вот и разбудил меня грохот на холмах.

Так, пошли наши всё же в ночную атаку, о которой мне Родион говорил! Целью её было уничтожение пушек, которые очень уж нас донимали.

Как утром я узнал, солдаты-фельтенцы ля-куртинских охотников через свои позиции пропустили. Выполнили уговор. Наши в ножи охрану у орудий взяли. Да и было её немного.

Совсем страх потеряли обстреливающие нас. Чуть ли не в расположении батарей у них были ящики со снарядами сложены.