Читаем Ванька-ротный полностью

На складе кругом валяются разбитые ящики. Тут же на земле стоит железная печка с трубой и вмазанным котлом. Немцы здесь грели воду, разогревали консервы, варили еду и сидели за длинным обеденным столом. Поодаль — яма и целая набросанная куча пустых консервных банок.

Посланные разведчики быстро перебрали все ящики и вместе с банками и бутылками приволокли их в ельник. В ельник ни один офицер или солдат не сунется. Здесь разведчики стоят. Так что закусь и выпивка у нас опять появились.

Я накладываю на добытое запрет, приказываю послать за старшиной и сдать ему всё на хранение.

— Мимо вашего рта ничего не пройдет. Все получите сполна, как только встанете на отдых.

— Вы, трое, всё заберете, отнесете, сдадите старшине и немедленно назад. Через три часа вы с этим заданием должны управиться. Я лёг спать, проспал три часа, меня разбудили, я встал на ноги и отправился к Рязанцеву.

— Ну, как тут у вас? — спросил я его.

— Тихо пока! Рязанцев лежал под елью метрах в десяти от дороги. Трое разведчиков расположились впереди. Только я опустился около Рязанцева, как один из них метнулся в нашу сторону и шепотом доложил:

— Кто-то по дороге сюда идет.

Мы поднялись с Рязанцевым и шагнули вперед к дороге. По дороге в темноте лесного прогалка в нашу сторону двигалась одинокая фигура человека. Темный силуэт шел в нашу сторону спокойно, уверенно и совсем не пригибаясь.

Впереди у дороги лежат двое наших ребят. Немец пройдет еще метров десять, и его сейчас возьмут. Вот он вышел на поворот, и сзади него выросли две неслышные фигуры. Один из ребят приближается к немцу и трогает его за плечо. Другой берет его за руку, и все трое приседают в кустах. На дороге нет никого. Через некоторое время к нам приближается третий из наших.

— Есть один! — докладывает он тихо.

— Куда его?

— Веди туда, в ельник!

— А мы, Федя, вернемся сюда. Поставь на дорогу другую пару, пусть посидят у дороги до утра. Может, еще один придет.

На разведчиках летние маскхалаты. Сразу и не поймешь, русские мы или немцы. Если надеть нам немецкие каски, то мы молча точно за немцев сойдем.

Немца приводят в ельник. Я предлагаю ему сесть на ящик.

— Садитесь!

— Вы курите? — спрашиваю я.

Немец достает сигареты, я беру из его рук пачку, закуриваю сигарету, кладу пачку себе в карман и говорю ему: Данке шон! Он смотрит на меня невинными глазами, удивлен, что исчезла пачка. На лице у него знак вопроса: кто я? На мне маскхалат и до самых глаз опущен капюшон. Ночью в лесу попробуй, разбери, кто мы такие.

Во всяком случае, мне кажется, что он не принимает нас за русских. Ребята взяли его тихо, беззвучно и молча. Такая у них привычка. Немец он смотрит на меня, как будто мы ангелы смерти. Я достал одну сигарету, дал ее немцу, щелкнул зажигалкой и протянул руку, чтобы ему прикурить. Он прикуривает и смотрит вопросительно мне в глаза.

Ребята видят мою игру, улыбаются и молчат, как будто набрали в рот воды. Им интересно, что будет дальше. Мы сидим, курим, и в это время возвращается Рязанцев и Серафим Сенько. Ребята ему шепчут что-то на ухо. Рязанцев прыснул со смеху.

— Ты мне своим фырканьем всю игру испортил. Вечно что-нибудь перебьешь.

— Слышь, капитан! Как ты эту милашку раскусил?

— Это не я. Это мне рядовой Данилов идею подсказал.

— Вот это дела! Немец сам к нам пожаловал! Ребята говорят, ты здесь консервы и шнапс обнаружил? По полбутылки нужно бы на брата! А то в горле всё пересохло. С позавчерашнего дня во рту росинки не было. Болотную воду пить — сам понимаешь!

— Бутылку на троих я оставил для всех. По банке консервов — на двоих. Остальное отправил к старшине на сохранение.

— Слушай, и жадный ты стал, гвардии капитан! От двухсот пятидесяти ни внутри, ни в одном глазу ничего не будет! Я обернулся к Рязанцеву:

— Ты вот что, давай. Пошли двух ребят, пусть волокут немца в полк и в дивизию. Его допросить срочно нужно. Может ценные данные даст. Я его допрашивать не буду. Я вторые сутки как следует не спал. Мне нужно выспаться. Завтра горячие дела будут. Ребят из засад и из избы сними. Поставь парный пост часовых на опушке леса. Дверь колом через ручку снаружи закрыть. Если сунутся через дверь — дайте очередь из автомата по крыше. Пусть бабенки, старики и старухи сидят тихо внутри. Остальным всем отдыхать до утра. На рассвете меня разбудите.

Перед самым рассветом на перекрестке дорог появились наши стрелки, и прикатила батарея пушек калибра 76 мм. Когда рассвело, я снял своих разведчиков, поднял спящих ребят и отправился искать штаб полка. Я хотел получить для разведки разрешение на отдых.

Начальник штаба, как мне сказали, находился в том самом блиндаже у брошенного дальнобойного орудия. Мы пошли вдоль опушки леса.

Блиндаж, как я посмотрел, был большой и крепкий. Накаты из толстых бревен, каждое в обхват. Вот почему майор со своими штабными перешел шоссе и занял это блиндаж. Здесь можно было сидеть и не бояться любого обстрела. Командир полка со своим окружением остался по ту сторону шоссе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее