Читаем Ванька-ротный полностью

Этот прикрыл лицо ладонями и растопыренными пальцами. У него обгорели руки, а на лице отпечатались все десять пальцев. У этого, как у испанского гранда, стоячий воротник из водяной колбасы, обвитой вокруг шеи.

Из блиндажа они карабкались и безжалостно давили друг друга. Двое солдат, которых я оторвал от двери, ходили за мной как жалкие псы. У них на лице были настоящие слезы счастья. Они как бы по очереди нагибались, пытаясь целовать мне руки.

Некоторые пострадавшие, очумев от пережитого и от страха, ходили и мотали головами. Потерявшие зрение стояли на дне оврага, беспомощно растопырив вперед руки. Обгоревшие и пострадавшие были отправлены в тыл, в медсанбат.

Некоторые из несчастных попали по дороге под мины, которые бросал немец. Картина была кровавая, потрясающая и ужасная.

После, потом я встретил одного офицера из обгоревших. Это был начальник артиллерии полка Славка Левин. Обожженные руки его не выдерживали холода, и на морозе быстро наступало обморожение.

Что же произошло? Немцы на пол насыпали толстый слой пороха, опростав снарядные гильзы. Под столом они слой этот увеличили в несколько раз.

— Ну, что, Федь? А ты был не доволен, когда узнал что майор и тыловая братия заняли этот блиндаж. Нас в блиндаж не пустили. Нам повезло, что мы лежали в овраге под минометным обстрелом.

Майор мне крикнул тогда: ты, капитан, их не трогай! Из прохода не вытаскивай! Ты там, у входа подожди.

— Теперь можно подумать, что он хотел их всех забрать с собой в могилу.

Через некоторое время за мной прислали связного и меня вызвали к командиру полка.

Я взял с собой двух разведчиков и отправился за шоссе. Командир полка боялся, что немцы могут по шоссе пустить танки и отрезать его вместе со свитой.

С той стороны шоссе, в канаве на обратном скате была отрыта землянка. В ней помещался командир полка и еще кое-кто из тыловых.

— Возьмешь с собой разведчиков, пойдешь на перекресток. Вернее, с разведкой позади пехоты организуешь заслон. Они расположены вот здесь — и он ткнул в карту пальцем, а ты — метров пятьдесят позади них.

Твоя задача — задержать людей, если они побегут во время немецкой атаки. Это единственный выход. Рубеж надо во что бы то ни стало удержать. Если немцам удастся захватить перекресток и выйти на шоссе, то мы поставим под удар других и стрелковую дивизию Безуглова.

Нам категорически приказано держать этот рубеж. Связь со мной будешь держать через посыльных. На телефонную связь не рассчитывай. Третий раз меняют провод, сплошные обрывы. По шоссе немец бьет почти беглым огнем. Всё понял?

— Всё! — отвечаю я, и возвращаюсь на передовую.

От шоссе в сторону опущенного в землю дома идет не высокая гряда. Артдивизиону противотанковых пушек, приданному полку, приказано окопаться вдоль дороги на гряде. Шесть пушек 85 мм зарывают в землю, располагая в один ряд. Стволы пушек почти касаются земли, над землей щиты выступают сантиметров на десять.

День проходит быстро, как в галопе. Ночью резко холодает. К утру выпадает первый снег. Все вокруг покрывается белой порошей. Что вчера было черно, сегодня бело режет глаза. Что вчера было видно по темному контуру, теперь засверкало ослепительной белизной. Слой снега не большой. Следы на земле остаются черными. Утро проходит в томительном ожидании.

Я с ребятами располагаюсь на опушке леса около густого ельника. В глубине леса куча пустых проверенных нами ящиков. Среди пустых ящиков нашелся один с бутылками шнапса, другой, с открытой крышкой, до половины заполненный банками мясных консервов.

Что это? Случайно нашими ребятами забыто или принесено и оставлено как отрава, или это предметы, доставленные для обитателей дома? Сейчас важно, что это попало в наши руки. Рязанцев ходит гоголем, потирает руки, причмокивает языком, поглядывает на меня.

— Без разрешения ничего не трогать! — подчеркивает он строго, поглаживая ладошкой круглые бутылки. Разведчики таскают пустые ящики на опушку леса и укладывают их рядом друг к другу дном вверх в один слой на земле.

Они выкладывают из ящиков как бы помост. На нем мы будем посменно спать. Лежачее место кругом огораживается срубленным ельником. За ельником не видно, что на ящиках делается — когда тут спят, а когда тут пьют.

Важно, чтобы посторонние славяне, стрелки и артиллеристы о шнапсе не узнали. Дойдет до командира полка, вызовет и прикажет всё до последней бутылки своему денщику по счету сдать. Рязанцева с досады понос пробьет.

Место в полста метрах от передовой и в полсотни шагах от противотанковых пушек. Разведчики попарно сидят на постах. Остальные на ящиках в загоне справляют праздник седьмое ноября. Белые сухие ящики. Кругом зеленые елочки, как под новый год на елочном базаре. Тут тебе и выпить, и закусить! Красота!

Ночь проходит тихо, без тревог, в приятном забытье. Мы заслуженно организовали на передовой себе отдых, хотя на этот счет от командира полка согласия не имели. Он там с бабой в землянке спит. К нему на ночь ППЖ из медсанбата является.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее