Читаем Ванька-ротный полностью

Одного из разведчиков отправили в медсанбат. Он бежал из под танка с навылет простреленной грудью и с двумя пулями в плече. Его оправили в госпиталь. Дальнейшей судьбы его я не знаю. Обычно разведчик возвращался из госпиталя в свой полк. Этот ни вскоре, ни потом назад не вернулся. Помню его в лицо, а вот фамилии его не помню.

Но вернемся к танкам! Мимо меня пробежал с окровавленной рукой старший лейтенант артиллерии. Первый раз я видел артиллеристов на линии огня вместе с пехотой. Командир батареи семидесяти шести. Он был из нашей дивизии. Своих артиллеристов офицеров мы знали в лицо.

Чуть сзади него бежали три раненых солдата. Старший лейтенант был без шинели, а из рукава гимнастерки у него сочилась кровь. Он придерживал раненую руку, как бы боясь, чтобы она не оторвалась и не упала в грязь.

— Пушки разбило! — крикнул он на ходу, поравнявшись со мной. Он, видно, подумал, что я останавливал всех бегущих, собираю их и гоню назад.

Разведчики, стоявшие сзади, смотрели на меня. Чего же ты ждешь, капитан? Передовая прорвана. Танки идут сюда. Сейчас начнется мордоворот. Никто мне этого не говорил, я по глазам все это понял.

— Смыться всегда успеем! — сказал я, как бы рассуждая вслух. Лес рядом, всего двадцать шагов. Пусть подойдут поближе. Вон два "Фердинанда" стоят и боятся подойти. Никакой паники! — крикнул я.

Солдаты артиллеристы и стоявшие рядом разведчики, переглянулись. Шутит гвардии капитан или правда нужно стоять? А у меня в такие моменты появлялась какая-то особая злость. Я готов был лезть к чёрту на рога.

Солдаты всегда, когда болит душа, глазами щупают своего командира. Стоит ему вздрогнуть, они уже драпают впереди, и их не догонишь. Стоит ему сказать хохму, у них с души свалилась тяжесть, и они разогнули спины.

Я разрываю [перевязочный] пакет и накладываю на руку старшего лейтенанта.

— Ну-ка быстро замотай! — говорю я Сенченкову. Да затяни покрепче!

— Пойдёшь вот здесь кустами к шоссе, — говорю я старшему лейтенанту. Там на обратном скате в овраге командный пункт нашего полка.

— Добежишь туда, передай обстановку! У этих засранцев с противотанковыми, бронебойных снарядов нет. Видишь, они перед пушками ползают на корточках.

— Какой разговор! Лично обо всём доложу!

— А вы, ребята, топайте побыстрей. Там за шоссе перевязочный пункт, сразу за канавой.

Раненые подались вперед.

Обстановка аховая. Здесь, на фланге два "Фердинанда" стоят. Чего они ждут? Почему вперед не лезут? Там, по дороге целая колонна немецких танков идёт. Здесь, на перекрестке дорог они должны встретиться. Эти два ждут, чтобы не ударить по своим. В дыму и пыли опознавательные знаки плохо видно. Вот-вот колонна танков должна показаться у дома.

Добежал старший лейтенант до командира полка или ещё нет? Вот ещё с десяток раненых пробежало мимо. Раз раненые бегут, значит, танки им наступают на пятки. Солдат на фронте бегает редко. Бежит, когда деваться от верной смерти некуда. Вот тот момент, когда казалось, что всё потеряно и всё рухнуло.

Нам, разведчикам трогаться с места нельзя. Мы с передовой должны уйти последними. И тут из-за шоссе, где стояли наши тылы, земля поднялась на дыбы, воздух задрожал от рева реактивных снарядов.

Вы никогда не чувствовали своей шкурой и всеми позвонками скрежет и рёв бушующего пламени реактивных снарядов. Особенно вблизи. Когда этот рёв заглушает пушечные выстрелы и разрывы снарядов.

Налетевший рёв и скрежет выбивает мозги и всякие мысли. Он на миг останавливает бегущих, он к земле пригибает стоящих, он лежащих заставляет на брюхе ползти. Мы невольно вздрогнули и пригнулись, но остались стоять.

Я следил, куда полетят реактивные снаряды. Звук их я слышал не раз. Раза два бывал под разрывами снарядов. Снаряды летели к земле. Скорость полета у них гораздо ниже, чем у обычных пушечных.

Пушечный снаряд можно увидеть, когда болванка ударяет в землю. Гаубичные я несколько раз видел на излете, когда они пролетают над головой мимо тебя. А "Эрэсы" видно на взлете с лафета и на снижении, когда они падают в землю.

Вот они проревели над нами. Их цель была в какой-то сотне метров от нас. Удары один за другим слились в сплошной неистовый грохот. Десятки молний одновременно обрушились на крышу врытого дома и на танки, что уже урчали за ней.

Хорошо, когда наперед всё известно. Когда ты знаешь, что никого не ранит и не убьёт, что и ты останешься живой. А когда над крышей и над танками, которые обходили её, взметнулись огненные брызги и облака черного дыма, когда в узком пространстве между лесом загорелась летевшая к верху земля, места себе не найдёшь. Так и стоишь, как дурак, ничего не соображая.

Грохот взрывов вдруг оборвался, и зловещая тишина воцарилась кругом. Никакой тебе похоронной музыки, никаких слёз и всхлипов, ни малейшего звука, как будто ты и не на войне.

— Разрешите, товарищ гвардии капитан, в танках трофеи проверить! — услышал я сзади себя загробный голос кого-то из разведчиков. Кто-то вызвался, не долго думая, отправиться туда. Эта мысль вернула меня к тишине и к действительности.

— Да! Да! — подхватили остальные.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее