Читаем Ванька-ротный полностью

Но вот на миг на тропе пропадают разрывы, мы срываемся сразу с места и кидаемся перебежкой вперед. В этот момент уже не замечаешь ничего вокруг. |Поставь вагон на колючей проволоки на твоем пути, и ты залетишь в него с разбега. Я много раз ловил себя на этой мысли|. Нужно скорей добежать до солдатской траншеи. Какой там пейзаж и зимние картины! Тут только успевай ногами шевели |быстро работай. Все исчезает перед глазами когда кругом тебя летит мерзлая земля и рвутся снаряды|. "Ты видел где поворот тропы за кустом?" Спроси любого, кто под обстрелом бежал на передок. Он будет странно удивлен этому вопросу. У человека первая мысль поскорей добежать до укрытия. Траншея, это тебе не открытое поле! Спрыгнул в траншею и можно дух перевести.

|Надеешься что в траншее ты будешь в безопасном месте. Но это не так. Здесь тоже громыхают и рвутся снаряды и мины. Напряжение и чувство опасности не пропадает|. В середине траншеи рвутся снаряды. Вскинулся один и сейчас вслед за ним на подлете другой |еще десяток|. И здесь деваться некуда. Это кажется, что в траншее их рвется меньше. От прямого попадания и здесь не спасешься. Где ускоренным шагом, а где почти бегом, мы проходим траншею до самого конца. Здесь снаряды падают реже. За изгибом траншеи сидят несколько солдат. Они дымят махоркой и поглядывают на нас.

— Здорово братцы славяне! Как жизнь у вас тут идеть? — здоровается Сергей, нарочно искажая слово "Идет".

— Здорово-здорово! А вы кто такие?

— Мы оттудова! Хенде Хох понимаешь ферштейн? — и Сергей показывает в сторону немцев. Ни каких тебе тут паролей пропусков и отзывов |никто не говорит|.

— Ладно не смеши! Сразу видать свои! Мы присаживаемся |в траншее| и я спрашиваю солдат: — Немцы бьют сюда?

— Да нет! Здесь жить можно! Вроде вторую неделю здесь сидим. Пока никого |из нас| не задело! Как прислали нас сюды четверых, так и сидим. Ни одного бог дал ни ранило, ни убило! Полдня мы провели на правом фланге полка, перекурили у ротной землянки, поговорили с командиром роты и пошли по траншее влево. Если на правом фланге в конце траншеи солдаты сидели открыто, то здесь на левом немецкие позиции были гораздо ближе. Солдаты переходили с места на место пригнутыми и угрюмыми, часто озирались и прятались под мерзлый грунт.

– |Почему вы тут все| Чего вы все тут гнетесь, чего-то боитесь? — спросил я одного.

— Щас вы тут, а потом вас нету. Вам чего, взяли и ушли.

— А нам нужно сидеть и терпеть обстрелы. Чуть |движение| заметит — открывает стрельбу. Спину разогнуть не дает. Чуть шевельнулся — с десяток снарядов пускает.

— А что? Из винтовок тоже стреляет?

— Стреляет из пулеметов, а из винтовок не бьет. У них здесь в саженях ста землянка в низине. Иногда они появляться около нее. Ночью из автоматов стреляют. Перед утром уйдут и целый день тихо. А потом опять автоматная стрельба. Значит пришли.

— А где эта землянка находиться?

— А вон на краю тех кустов. Канаву перейдешь, и сразу видать там будет. Я достаю из кармана коробку спичек, вынимаю две спички и говорю солдату:

— На-ка головками вверх в снег воткни. Прицелься! По головкам наведи на землянку! Только сам не высовывайся! Солдат ставит спички и одним глазом прицеливается, отходит в сторону и говорит:

— Валяй смотри! Я смотрю по створу спичек и говорю.

— Давай Сергей в ротную землянку беги! Вызывай по телефону Сенько, пусть со своей группой сюда идет. Скажи, что с наступлением темноты группа за передний край пойдет. Нужно пустую немецкую землянку занять. Пусть подготовит ребят и оружие. Мы подождем их здесь. Давай беги. Передашь по телефону и сразу сюда обратно. Серега убегает. Рязанцев смотрит за бруствер. Я присел в окопе на корточки и продолжаю разговор с солдатом.

— Говорят, вас немец здесь по кустам обошел?

— Заходил один раз, — солдат привстал и показал мне варежкой в сторону кустов.

— Вон до того снежного бугра доходил. Пострелял в нас с тылу и заметались славяне в траншее, думали что немец всех окружил.

— А вы как же? Тоже драпанули?

— Так получилось. Мы сразу не поняли, что он у нас в тылу.

— Ну, а потом?

— Потом сами вернулись.

— А немец что?

— Немец пострелял, пострелял и затих. Паника в роте была. Кто-то крикнул, что танки идут. Вот и струхнули.

— Ну и что? Теперь всегда будет так? Немцы на бугор, а солдаты бегом из траншеи?

— Это по первости было. А теперь |не знаю как| все будут сидеть.

— Ну, а если танки пойдут?

— А кто против танков с винтовками стоять будет?

— Что? Опять драпанут?

— А то как же! Об чем говорить? Удержи их попробуй! Это дело нашей артиллерии танки держать. А |они| артиллеристы хотят, чтобы мы их ружьями отбивали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее