Ванька-ротный

Перед наступлением по деревне Горохово будет дана артподготовка. И могу сообщить ещё одну приятную новость, нас будет поддерживать авиация. До начала наступления никому из леса не выходить, находиться в ротах и ждать установленного времени!

После прочтения приказа, Карамушко показал нам рукой направление и полосу наступления полка. Мы задрали головы и смотрели [в ту сторону] вперёд. Он стоял на одном колене и простёр руку вперёд.

— Всё ясно?

— Вопросов нет?

Мы промолчали. Карамушко легко поднялся и ушёл за избу. После этого нам разрешили подняться и по одному отойти в деревню. Карамушко сел в ковровые саночки, жеребец нетерпеливо бил по снегу копытом. Карамушко тронул рукой за плечо ездового, тот дёрнул вожжой, взмахнул в воздухе кнутом, жеребец рванул вперёд и мы видели его, как такового. Карамушко скрылся, а мы до леса дошли спокойно пешком.

Здесь в глубине леса были построены срубы, теплушки, сараи и навесы для полковых и тыловых лошадей. Сами полковые, штабные и тыловые устроились удобно, заняли места в рубленых теплушках. Только солдаты стрелковых рот остались лежать на открытом снегу.

Когда они сумели всё это нагородить? — подумал я.

Может они сюда пожаловали за две, три недели?

Первый раз за всю войну я получил карту местности. По ней завтра на рассвете нам предстоит идти вперёд.

Вот на карте, на крутом берегу деревня Горохово. Здесь проходит передний край обороны немцев. Ещё выше по отлогому склону прямой линией изображено шоссе Москва — Ленинград. Переходишь шоссе, около леса деревня Губино. За лесом полотно железной дороги, а чуть левей обозначен совхоз Морозово — бывший конный завод племенных рысаков[89].

Раз, два! — считаю я количество домов и построек. Один дом, два сарая и пруд около них. Левей по полотну, в сторону к Москве расположена жел. дор. станция Чуприяновка. Её нам нужно взять к исходу дня 6-го декабря сорок первого года.

— Ну что лейтенант! — слышу я сзади из-за плеча голос Татаринова.

— Пройдём этот лист? Или ляжем под первой деревней?

— Почему не пройдём? — отвечаю спокойно я.

— Ты в этом уверен?

— А что в этом особенного? Чего собственно бояться? — спрашиваю я.

Я вспомнил, как мы ротой ходили на деревню через Тьму.

Сначала боялись. Потом всё обошлось без единого выстрела, без единой потери.

— Как ты думаешь, доползём до шоссе? — не унимается Татаринов.

Я повернулся, посмотрел ему в глаза и ответил:

— Не волнуйся, дойдём до Берлина. Назначаю тебе место встречи на Фридрих-штрассе нумер цвай. Почему Фридрих и почему цвай?

— Потому, что улица Фридриха в Берлине наверно есть.

— А цвай, легко запомнить!

— Ты чего-то боишься, Татаринов, и не хочешь говорить.

— В обороне на Тьме мы с тобой стояли рядом. Меня тогда послали брать деревню, ты занял мою траншею. Я знаю, чего ты боишься! Первый раз в наступление идти. А я на Тьме ходил. Вроде ничего! Идти можно.

— Ты не знаешь куда девался наш бывший комбат, старший лейтенант, который был на Волге? — спросил Татаринов.

— Я многих спрашивал, — продолжал он, — все отнекиваются и говорят, что не знают. Судили всех вместе, а он пропал после суда.

— Не знаю, — ответил я.

— Меня вчера предупредили, — кивнув головой в сторону полковых теплушек Татаринов.

— Струсишь в наступлении! Пойдёшь под расстрел!

— А тебя в полк не вызывали?

— Нет! Ты же знаешь, что я уже ходил на деревню. Теперь мне понятно, чего ты боишься! А вообще-то ты зря!

— Комбат тебя за руку на деревню не поведёт! Ты здесь в тылу у него под надзором ходишь! А пойдёшь в наступление, все они разбегутся. Будут на тебя только по телефону орать.

— Так-то оно так! — со вздохом говорит Татаринов.

— Ничего, преодолеешь, это только сначала страшно!

— Ну мне пора! — сказал я.

На этом разговор наш закончился. Мы разошлись по ротам.

В ночь на 5-ое декабря роту Татаринова послали тихо переправиться через Волгу. Он должен был подойти под крутой обрыв и, постреливая, не давать немцам спать до утра. Рота Татаринова вошла в мертвое пространство, куда не могли залететь ни пули, ни снаряды.

Ночью можно было без выстрела перейти по льду через Волгу и под обрывом спокойно сидеть и ждать сигнала, для наступления.

Я просил комбата, чтобы мою роту тоже послали вперёд под берег. Мне было сказано, что я вместе со всеми на рассвете перейду в наступление, буду брать Горохово и дивизия не разрешила без времени соваться туда.

Как потом стало известно, командир дивизии генерал Березин А. Д. доложил в штаб 31 армии, что в ночь с 4-го на 5-ое декабря дивизия захватила плацдарм на том берегу, для наступления[90].

Я был поражён. Слова не вязались с делом! Чего там захватывать? Иди ночью и ложись под бугор.

К утру 5-го декабря мы были на ногах. Получив водку, хлебово, сухари и махорку, мы были готовы идти через Волгу на тот свет, как кто-то сказал из солдат.

Раздав по горсти патрон, снабженцы закончили свои дела, собрали мешки и поспешно убрались в глубину леса. Солдаты всё нужное рассовали по карманам и в мешки. Они были готовы идти на смерть за счастье своей любимой Родины.