Читаем Ванька-ротный полностью

Роту частями вывели за деревню на исходные позиции. Мы обошли крайний дом, отошли от деревни вперёд, вышли на пологий берег и легли в снег. До рассвета оставались считанные минуты. Я посмотрел ещё раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Впереди простирался открытый обрывистый берег. Покрытое льдом и снегом русло Волги совершенно не выделялось на белом фоне снежной равнины. И только там, на той стороне реки [возвышался] стоял крутой и высокий обрыв, за кручей которого, были видны темные стены передних домов. До деревни отсюда идти, и идти!

Немцы сидели в деревне и постреливали из пулемёта. Снежные бугры от деревни справа и слева немцы не занимали. Накануне и ночью немцы из артиллерии не били. Я думал, что мы без особых потерь преодолеем русло Волги, полезем на снежный бугор, и возьмём деревню.

Справа от меня замелькали фигуры солдат соседнего батальона. Вглядевшись в белые очертания сугробов, я увидел, что вдоль пологого берега реки сложены крутые кучи камней. Мой сосед справа занял исходное положение за этими камнями. Немцы бьют по камням из пулемёта, пули рикошетом убивают лежащих за камнями солдат. После длинной очереди из немецкого пулемёта, солдаты как воробьи от навозной кучи, разлетаются в разные стороны. Вижу есть убитые и раненые. Думаю, что соседний батальон, наступающий правее Горохово, в атаке захлебнётся.

Наше командование, видимо, решило из резерва бросить туда ещё одну роту. Рота вышла из леса и вошла в середину деревни. Немцы заметили движение солдат по деревне. И в тот же момент из-за горизонта на деревню полетели залпы [снарядов] немецких орудий. В дома ударило десятка два снарядов одновременно.

Мы лежали в снегу и на фоне светлого неба, затянутого облаками, было видно, как к земле устремлялись чёрные точки летящих снарядов. Вот они на излёте стремительно пронеслись у нас над головой, мелькнули чуть сзади и в деревне раздались разрывы. Удары следовали непрерывно, сплошной чередой!

Деревня была сзади нас метрах в ста. Удары снарядов о землю мы ощущали короткими толчками. Но вот часть немецких батарей перенесли огонь ближе к реке и ударили по замёрзшему руслу реки. Немцы поставили мощный заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смотрели, как рушиться лёд, как вздымаются мощные взрывы, как надламываясь поднимаются над поверхностью реки вздыбленные льдины, как кидается и пенится стремительная волжская вода, как она огромными тёмными столбами поднимается медленно к небу и рушиться с неистовой силой, застилая собой русло реки.

Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду в атаку. Может какие роты не успели выйти на исходные позиции? Почему с подачей сигнала тянут? Мне казалось, что момент начала атаки срывается. Пока мы лежим, немец разобьёт весь лёд и придётся наводить переправу. На время нельзя полагаться. Телефонная связь в обрыве |оборвалась. Телефонист закрутил своей ручкой|.

Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и оврага была отрыта землянка, в ней я видел сидели связисты. Телефонная связь оборвана, а они и не думают выходить на её исправление. Рядом с землянкой стоят две наших пушки, это артподготовка будет вестись из них. Подбегаю к двери [землянки] и рывком открываю её. Навстречу мне из землянки вываливает какая-то бабёнка и за ней наш комбат.

— Кому война! А кому хреновина одна! — говорю я вслух.

Комбат, услышав мои слова, отстраняет рукой бабёнку и смотрит на меня в упор.

— Ты чего здесь?

— Ничего! Связь оборвана!

— Когда приказ будет вперёд идти? Или мы до вечера лежать будем?

— Немцы лёд рушат! Потом вплавь пойдём?

— Командир полка даст команду! Я связного пришлю!

— Всё понял?

— Понял!

— А раз понял, давай вали отсюда!

Я посмотрел на него, сплюнул, повернулся и пошёл обратно в роту.

Мы с ординарцем подходим к крайнему дому. Отсюда нам нужно сделать стометровую перебежку. В это время слышится гул и сверху по деревне сыпятся снаряды. Крыша дома сползает набок и кругом всё заволакивает дымом.

— Товарищ лейтенант! — слышу я рядом голос ординарца, — Меня ранило в руку!

Ещё удар и снова удар! Я пригибаюсь у стены.

— Кровь сильно течёт? Покажи мне руку!

— Подними её вверх! Держи вот так! Сейчас достану пакет и перевяжу.

Я замотал ему руку. Снаряды рвались где-то рядом правее.

— Беги по дороге! В лесу найдёшь нашу санроту!

— Руку не опускай! Бинт весь в крови!

Ординарец хотел мне что-то сказать.

— Беги! — закричал я, услышав на подлете новую стаю снарядов. Через секунду взметнулись разрывы, стена дома рухнула, труба с печки сползла в сторону и вокруг меня завизжали осколки. Я метнулся от дома вперёд и через некоторое время был уже в роте.

Ординарец успел убежать. Может это и счастье, что его ранило в руку? Может, навсегда отделался от войны.

Залпы один за другим следовали по деревни. Я посмотрел вперёд на русло реки, там тоже рвались снаряды. Что нас, каждого, ждёт впереди? Смерть при переходе русла на любом из участков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее