Ванька-ротный

Мы стояли у церкви, и вот со стороны Старицы, над дорогой появился немецкий истребитель. Увидев нас, он перевалился на крыло, сделал крутой разворот и, набирая скорость на снижении, пустил в нашу сторону очередь из пулемёта. Солдаты сразу забежали за угол церкви. Брызги кирпича и штукатурки полетели сверху в разные стороны. Немец не удержался и пустил в пустую стену ещё одну длинную очередь пуль. Он не успокоился на этом. Он зашёл с другой стороны. Мы, не торопясь, завернули снова за угол. Он гонялся за нами вокруг. Стрелял и пикировал, но бомбить ему было нечем.

— Пошли братцы в нутро! Надоело бегать! — крикнул кто-то из солдат.

Солдаты взглянули на меня. Я махнул рукой и вся рота ручейком забежала вовнутрь церкви.

Немец на этот раз пустил очередь по дырявому куполу. Несколько пуль рикошетом ударили в стену, и сверху на пол посылалась. Всплёски штукатурки и мела нас мало волновали, хотя некоторые из солдат, глядя туда, на ангелов, стали креститься.

Я стоял в дверях церкви и наблюдал, что будет делать немец дальше. Он прошёл над куполом на бреющем полёте, пострелял, пожужжал, погудел и улетел восвояси.

Внутри церкви был полнейший хаос и разгром. Стены облуплены, окна выбиты, лепные украшения алтаря болтались на проволоке, на полу — обгорелые куски какой-то утвари, следы костров, кучи конского навоза, загаженные углы, ворохи примятой соломы и пустые, повсюду разбросанные, консервные банки.

«Цивилизация» сворачивала сюда с большой дороги, спасалась внутри церкви от ветра, вьюги и холода, спала, ела, и не отходя, тут же гадила. А как же иначе? У немцев не принято, чтобы высшая раса снимала штаны на ветру посередь дороги. В общем, постепенно они божий храм превратили в отхожее место.

Мы вышли на улицу из вонючей церкви. Немецкий специфический, кислый запах, это не то, что наш русский. От немецкого у русского человека всю душу и кишки выворачивает, а немцы при этом едят, пьют, спят и им ничего.

Непонятна душа русского солдата. При входе в загаженную церковь нашлись и такие, которые переступив порог, поснимали каски и шапки. А прежде, когда мы стояли в деревне, и они, садясь за стол, никогда этого не делали, хотя в избе в переднем углу висели иконы с святыми ликами. А тут вошли, покосились на меня и зашевелили губами. Пусть, думаю, потешатся! Каждый верит по-своему! Путь каждого из нас по дорогам войны слишком короткий. А эти, видно, слабы духом, душой и телом. Вот и поверили в Бога.

Вскоре по дороге из леса прибежал полковой связной. Он передал мне приказ ждать обоз и следовать дальше. Дивизия от Пушкино повернула в сторону и взяла направление на Калошино, Полубратково и Леушино. Мы двое суток шли, и за нами вплотную тащился полковой обоз. По узкой просёлочной дороге, забитой снегом, повозки, люди и лошади шли сонно и медленно. Обоз иногда останавливался, повозочные начинали переругиваться, солдаты топтались на месте, поворачиваясь к колючему ветру спиной. Но вот обоз рывками трогался с места, ругань и брань утихали, солдаты переходили на мерный неторопливый шаг.

Не помню где. Обоз съехал в русло реки.[116] Лошади надрывно храпели, сползая на животах по рыхлым сугробам вниз, повозочные орали и матерились, нахлестывая их по костлявым бокам. |На всём этом пути я за дорогой не следил. Мы шли небольшими группами между санями, помогая, когда нужно вытаскивать их из снежных сугробов.|

Но вот обоз вышел на ровный и гладкий лёд, лошади звонко застучали стальными шипами подков, закрутили хвостами. Обоз подкатил под крутой обрыв берега и встал. Наверху над нами был большой снежный бугор. Нам объявили привал.

Лошади — не люди! Они не могут сутками непрерывно идти. Их нужно кормить и поить. Им нужно давать воды, овса и сена. Им нужен отдых, иначе они дальше не пойдут. Повозочные прикрыли им дерюгами вспотевшие спины. Солдаты, кто-где стоял, повалились на снег.

Бросив корма лошадям, обозники залили водой походные кухни и приступили к вареву горячего хлёбова.

|Видимо обозники топили походные кухни на ходу.| Привал продолжался до самого вечера. Потом нам дали по паре сухарей и плеснули по черпаку горячего пойла.

Во время следования по маршруту, на дороге в любом месте мы могли напороться на немцев. Но немцы видно избегали забираться в снежные просторы и глушь. Главной заботой роты была не столько охрана обоза от немцев, а сколько толкание и вытаскивание из снега застрявших саней и лошадей. На переходах солдаты-стрелки были молчаливы и угрюмы. Но стоило им с часок поваляться в снегу, получить пайку хлеба, застучать около кухни котелками, как начинались шуточки и разные словечки.

Новобранцы ещё не успели принюхаться к немецкому пороху, им казалось, что шарканье ногами по снежной дороге и есть настоящая фронтовая солдатская жизнь. Повозочные тоже были железно уверены, что это и есть священная война.