«Вот положение» — соображаю я. Я вижу их, слышу, но позвать не могу. Они стоят ко мне боком и смотрят куда-то в сторону. Я вынимаю из-за пазухи пистолет, тихо снимаю предохранительную собачку и беру одного из них на прицел. Если это немцы, я в одного из них в упор стреляю, другой тут же сбежит. Они не знают, возможно, здесь лежит целая группа в засаде. Я держу пистолет на вытянутой руке. Обе фигуры медленно поворачиваются и уходят в сторону. Возможно, это были немцы. Подошли, пошептались, а я из последних сил хотел их позвать. Прошло несколько минут, и я снова потерял сознание. Как я очнулся, как открыл глаза, трудно сказать, да и это не самое важное. Слышу: опять какие-то шаги по земле, шаги осторожные. Поворачиваю голову вправо, вижу две серые фигуры. Они пригнувшись движутся на меня. Вынимаю пистолет, держу его на вытянутой руке. Мне только руку поднять, одного я с первого выстрела уложу. Они не видят движения моей руки. Я жду, когда они подойдут ещё ближе. Я убью одного. Второй с перепугу сбежит. Таков закон темноты. «Они услышали мой хрип и возвратились за мной, — думаю я. — Иначе бы на земле в темноте им меня не найти».
— Вась! А Вась! — услышал я тихий голос солдата. — Наши должны где-то здесь лежать!
Я готов был нажать на спусковую скобу, собрал для этого последние силы. И когда я услышал отчетливо «Вась» силой я заставил себя выйти из оцепенения.
Я почувствовал, что теряю силы, опустил руку и распластался на земле. Теперь я не мог терпеть больше боли и застонал. Услышав мой стон они метнулись ко мне и тут же присели. Двое наших ребят наклонились ко мне.
— Это капитан! — сказал один из них, распахнув на мне рубашку маскхалата.
— Точно он! Вон, в руке пистолет!
— Давай, сними палатку, протаскивай под него.
Оба одновременно опустились на колени. Говорили они шепотом. Я слышал их отлично, хотя в ушах и голове у меня звенело. Я терпел и молчал когда они заводили под меня палатку, когда поднимали напряженно с земли. Я мог не выдержать боли и простонать, но я терпел все муки, пока они не донесли меня до нашей передовой. Я не представлял себе в ночном пространстве, где рванула мина, где пролегала канава и протекал мелкий ручей, где теперь находился немецкий окоп на который мы шли. Сверх ожидания, меня эти двое ребят понесли совсем в противоположную сторону, [чем та,] куда я предполагал и в начале собирался ползти. Взрыв был, видимо, настолько мощным и сильным, что немецкий пулеметчик и ракетчик с перепуга притихли. Возможно, и не они поставили её здесь
— Потерпи, капитан! Главное — до своих донести!
— Сейчас перемахнем через овражек и сделаем перевязку!
Через некоторое время меня донесли до землянки,
Видя, что я весь в крови, с меня срезали сапоги, распороли пропитанные кровью брюки и стащили гимнастерку. Нательное белье пришлось разрезать ножом и отнимать лоскутами от липкого тела. Повсюду виднелись кровавые раны и свежие потеки крови. Гимнастерка в области живота была иссечена мелкими осколками. Когда её оттопырили и стянули через голову, на брюшине я увидел кровавую с черной каемкой дыру. В середине дыры сочилась
— Где капитан! — сказал он, не допив кружку с водой до конца.
— Здесь! Здесь! Лежи спокойно! — сказал старшина.
— Ты вот что, старшина! Налей-ка нам с капитаном для дезинфекции грамм по двести.
— Тебе сейчас водку пить нельзя!
— Давай, не жидись! Нечего жаться! Знаю, вам только бы выжрать нашу порцию! Накройте-ка мне ноги, ребята, шинелью, а то пальцы мерзнут на ногах.
Разведчики молча набросили ему шинель на грудь. У ординарца не было обеих ног выше колен. Старшина в стороне хлопотал с флягами и железными кружками. Егор потерял много крови, он часто дышал и иногда недолго стонал. Ему на ноги у бедер наложили шины и замотали бинтами культи.