Ведь не было ни одной большой операции, которая не кончалась для стрелковых рот кровавым захлёбом. Я могу привести сотни примеров, как дорого обошелся нам этот тяжелый путь до Белого. Я воевал и потом, при Квашнине. Чтобы не сложилось у Вас ложного впечатления, что, вроде бы, я только один воевал, нет, конечно. Через дивизию прошли не одна сотня тысяч солдат и тысячи младших офицеров. Из этих тысяч — единицы остались в живых. Вот к этим единицам и отношусь я, это моя самая великая награда во всей жизни. За всё сделанное мною в жизни. Письмо может получиться бесконечным и длинным, но приведу Вам несколько примеров из того, что мною написано и что ещё сидит в голове.
Ночью 4-го декабря рота Татаринова перешла по льду через Волгу и встала под крутой берег у деревни Горохово. Я просил, чтобы и моей роте разрешили переправиться туда из Поддубья. Но дивизия запретила сделать это. Утром 5-го декабря 41 г., когда рассвело, два полка пустили цепью через Волгу. При подходе к замёрзшему льду, немец открыл ураганный огонь. Кругом дыбился и рушился лёд, огромные фонтаны воды стали подниматься вверх из огромных пробоин. Нам казалось, что к небу вздымается лёд и вода, а небо болталось у нас под ногами. Вместе с водой и глыбами льда в тёмную стремнину уходили живые и раненые солдаты. Через какую-то пару минут на поверхности Волги остались узкие перемычки.
Куда ставить ногу, когда ты бежишь вперёд? Некоторым казалось, что под ногой твердая основа, и она выдержит, а нога соскальзывала, и человек по инерции исчезал в одно мгновение в бегущей стремнине.
Многие исчезли в холодной Волжской воде, тут кричи, не кричи, среди грохота разрывов всё равно ничего не слышно. Да и потом, кто тебя будет спасать. На моих глазах под водой исчез командир левофланговой роты.
И, что интересно, 920 полк, шедший левее меня на Эммаус, был тут же разбит и отброшен назад. Когда нам удалось проскочить под обрыв, мне приказали брать Горохово. Рота Татаринова пошла во втором эшелоне, следом за мной. Мы взяли Горохово, с хода ворвались в Губино и перерезали, так сказать, шоссе Москва-Ленинград. В Губино мы захватили в плен спящего немца и двух фартовых девиц типа Бабетты.
— Вот немцы сволочи, до чего додумались, возят с собой француженок и на наших баб не смотрят! — подвел своё резюме один из солдат.
Все эти драгоценные трофеи мы отправили Карамушко. Пусть начальство развлекается! Вот Вам результат за один день: Второй батальон 421 стр. полка двумя ротами сумел прорваться и выйти вперёд. Наши соседи справа и слева, два батальона 421-го и 920 полк, понеся большие потери, были отброшены за Волгу.
К ночи комбат выгнал нас из Губино и приказал брать совхоз Морозово. Вперёд пошла опять моя рота. Немцев в совхозе было не много. Они ночью, как порядочные люди, спокойно спали. Мы подошли совсем тихо и половину их перестреляли. Остальные бежали, как зайцы. Это нужно было видеть. Незабываемые минуты! Пленных взять не удалось, но трофеи были солидные. Два танка стояли на резервации в закрытом сарае. Когда мы открыли сарай, откровенно скажу, со страха назад попятились. С рассветом мы пошли на станцию Чуприяновка. Мы перешли железную дорогу со стороны Калинина и по опушке леса стали двигаться в направлении Москвы. Вперёд пошла, в порядке очереди, рота Татаринова. Но он напоролся на немецкий заслон и стал нести потери убитыми. Около станции погибли два разведчика из полковой разведки, которые были приданы ему. Я со своей ротой прикрывал Татаринова по полотну со стороны Калинина. Татаринов встал, и меня послали в обход на станцию.
Немцы по роте Татаринова стреляли, забравшись на крыши. Вот почему их прицельный огонь был настолько губительным. Мы перешли полотно и перед нами предстали немецкие задницы и раскинутые ноги на снежных крышах. При первом же выстреле с нашей стороны, немцев с крыш как ветром сдуло. Это было 6-го декабря 41-го года.
Я не описываю другие подробности, только скажу одно. На станции Чуприяновка в братской могиле лежат шестнадцать, из них двое известных. Ст. лейтенант инт. сл. Чертов — трофейная команда артдивизиона, и солдат-повозочный — Корсун, его весной за сараем нашли по запаху мирные жители. Вся дорога от Волги до Белого была усеяна трупами наших солдат. И ни одной фамилии погибшего в бою за Родину на братской могиле!
Я был в Белом, знаю многих, кто там погиб, но кроме фамилии Березина, как будто он там один воевал, других имен гвардейцев, отдавших свою жизнь, нет. Дивизионному и полковому начальству было не до мертвых, они зимой за Белым катались в ковровых саночках, ездили, так сказать, с ветерком. Я против них ничего не имею. Но факты — упрямая вещь, они сами за себя говорят.
Нo вернёмся к Волге!
7-го декабря мы получили приказ наступать на Игнатово. Около полудня мы ушли со станции и углубились в лес. В Игнатово мы захватили почтовый обоз. Алексеевское мы взяли без боя. В Алексеевское ко мне в роту прикатил на легковой машине немецкий майор.