Ванька-взводный

– Принятие гранатомета на вооружение произошло совсем недавно, товарищ Молотов. Военным Советом Центрального фронта обсуждались случаи несвоевременного обучения личного состава приемам использования данного оружия в войсках. В настоящее время выстрел к гранатомету проходит модернизацию. Пришлось отказаться от использования более дешевого дымного пороха в стартовом заряде. Первые выстрелы нового типа уже начали поступать в войска и использовались нами при захвате аэродрома в Овруче. Правда, все они были сделаны для войск особого назначения НКГБ. Серийных новых выстрелов я еще не видел.

– Они еще не прошли полных Государственных испытаний, – ответил Воронов. – Имеются отдельные недостатки, в частности, увеличение дальности стрельбы требует более совершенных прицелов, для учета влияния ветра. Работы ведутся, и основные недостатки, отмеченные мной в ходе предыдущих испытаний, как особого мнения, исправляются. Особенно заметно увеличение настильности огня.

– Мне кажется, что обсуждение ушло несколько в сторону, товарищи, – хмуро заметил маршал Жуков.

– Что вы хотите этим сказать? У вас имеются возражения? Насколько я в курсе, подполковник Артемьев прикомандирован именно к вашей особой группе, по вашей просьбе, – спросил Сталин.

– Да, это так, товарищ Сталин. Но есть у него одна черта, на которую я бы хотел обратить внимание членов Ставки и постоянных ее представителей. Все-таки речь идет не о гранатомете, а о будущем генерал-майоре, вероятном командующем ВДВ. Он практически никогда ни с кем не советуется. Самостоятельно принимает решение и добивается его исполнения. Не всегда докладывает о предпринимаемых им действиях. В частности, несмотря на то что числился он в моей группе, основную часть работы он выполнил на правом фланге, в составе Центрального фронта. Хотя, при постановке ему задачи, я ему указывал, что кроме форсирования Днепра, возможно применение 18-го гвардейского корпуса на Харьковском направлении. Он же мне такой возможности не предоставил: добился отстранения командира корпуса, перевода одной из дивизий в состав другой армии, а затем полностью забрал под свое начало 68-ю армию, точнее, шесть дивизий из нее.

– Что можете сказать в свое оправдание? – спросил маршал Ворошилов.

– Я, действительно, получил приказание в срок до 20 июля подготовить 18-й гвардейский корпус к возможным десантным операциям в районе Курской дуги, но при проверке корпуса выяснилось, что только одна дивизия полностью прошла курс боевой подготовки как дивизия ВДВ. Две другие не только не прошли курса парашютно-десантной подготовки, но и не имели штатного десантного оборудования. К тому же на третий день немецкого наступления эти две дивизии уже были втянуты противником в бои. Третью ВД дивизию, по согласованию со Ставкой и Генштабом, оставили в составе 60-й армии, находившейся на относительно спокойном участке фронта в третьем эшелоне, а 2-я и 4-я дивизии остались в 18-м стрелковом корпусе и действовали в составе 3-й армии. Принимать участие в десантных операциях они не могли. Подошедшие пять дивизий ВДВ были включены Ставкой в резерв Центрального фронта, и третья дивизия чуть позднее была передана в 68-ю, все дивизии которой принимали участие в десантных операциях Калининского фронта. В том числе и «моя» официальная 7-я ВДД, в которой я числился начальником разведки с февраля по июнь 43-го года. Восемь полковых воздушных десантов в интересах Центрального фронта мы провели, и все разведроты были задействованы мною для поисков стыка между 9-й и 2-й армиями немцев. Прорвала фронт 60-я армия, третьяя ВДД участвовала в вертикальном охвате позиций немцев в районе Дубовичей, чем обеспечила необходимую глубину прорыва. Затем туда вошли танки 2-й танковой. Начиная с конца июля мне выделили собственное направление, и более я с особой группой товарища Жукова не контактировал. Приказом Ставки все воздушно-десантные дивизии фронта были подчинены мне, как руководителю операции по захвату района Овруча. Всего было задействовано шесть десантных и восемь авиадивизий. Операция находилась на контроле Ставкой, докладывался я только в Москву и не имел права никому сообщать о деталях операции. Насколько я в курсе, первоначально существовало шесть подобных планов, один из которых и был осуществлен.

– Вы не ответили на вопрос: почему вы ни с кем не советуетесь? – напомнил Ивану Ворошилов.

– В четыре утра 22 июня сорок первого у меня было десять минут на то, чтобы вывести роту из расположения и принять бой за Северный городок в Бресте. Я эти десять минут убил на то, чтобы получить какие-нибудь указания от какого-нибудь начальника. Рота погибла почти в полном составе. Это были мои первые подчиненные. Командир обязан принимать решения сам и быстро, организовать бой, а потом советоваться.