Читаем Ванна Архимеда: Краткая мифология науки полностью

Самого Ньютона, человека холодного и заносчивого, намеренно делавшего свои тексты неудобопонятными, заполняя их уравнениями так, чтобы «его не беспокоили посредственные математики», трудно себе представить автором такой очевидно популяризаторской метафоры. Стакли, кичившийся знанием математики, был немало удивлен яркостью содержащегося в анекдоте образа, столь далекого от заумного тона бесед, которые с ним обычно вел сэр Исаак; он, несомненно, понял, что история сочинялась с расчетом вовсе не на него и что он, скорее всего, отнюдь не был ее первым слушателем. Только личность достаточно невежественная в делах науки и достаточно близкая к Ньютону, чтобы пользоваться его доверием, могла «вытянуть» из него нечто подобное. По всей вероятности, такой личностью могла быть только его любимая племянница Катерина Кондуит, единственный человек в семье, к кому он относился с чем-то вроде теплоты, и единственная женщина, к которой он когда-либо вообще приближался. Современные им карикатуристы не могли удержаться от того, чтобы не обыграть в своих рисунках странное сочетание абсолютного женоненавистничества старого дядюшки (биографы утверждают, что он никогда не знал физической близости с женщиной) и знаменитого на весь Лондон обаяния юной и прелестной Катерины. Джонатан Свифт тайно вздыхал по ней («Я люблю ее, как никого на свете», — признавался он в своем дневнике), а Ремон де Монмор, член регентского совета, говорил прямо: «Я получил самое прекрасное впечатление от ее ума и красоты». Даже сам Вольтер писал: «В юности я думал, что Ньютон обязан своими успехами собственным заслугам <…> Ничего подобного: у Исаака Ньютона была прелестная племянница — мадам Кондуит, завоевавшая министра Галифакса. Флюксии и всемирное тяготение были бы бесполезны без этой прелестной племянницы». Лорд Галифакс действительно покровительствовал Ньютону и, вполне возможно, был любовником Катерины, но нужно обладать двуличностью Вольтера и его неспособностью противостоять соблазну «красного словца», чтобы приписать успеху теории всемирного тяготения такую причину.

Логика тем не менее спасена: за историей о яблоке скрывается женщина, а сама история, может быть — но нам никогда не узнать наверняка, — придумана от начала и до конца. Дело на этом не закончилось. Катерина присутствовала при смерти дяди. Они даже взяла на себя обязанности душеприказчицы и сохранила, кроме всего остального, чемодан, с коим Ньютон не расставался с момента отъезда из Кембриджа, где великий ученый провел первую часть своей жизни. Епископ, которому доверили изучение содержимого чемодана, после короткого осмотра захлопнул крышку и воскликнул: «Чемодан полон кошмара!» Так что чемодан этот оставался в семье до 1936 года, пока лорд Лимингтон, потомок Катерины, не продал его на аукционе. Знаменитый экономист Джон Мэйнард Кейнс, возмущенный таким «небрежением семейным долгом», купил большую часть содержавшихся в чемодане рукописей: тысячи страниц, посвященных алхимии и теологии!

Объем этих эзотерических писаний примерно равен объему всех научных трудов Ньютона. В своей кембриджской лаборатории он предавался вовсе не «обычной химии», а поискам секрета жизни. Окруженный ретортами и раздувающий печи, горевшие, по свидетельству единственного допущенного в святилище помощника, «непрерывно на протяжении шести недель весной и осенью», сэр Исаак пытался выделить vegetable spirit, компоненту материи (живой или минеральной), «исключительно тонкую и невообразимо неприметную, но без которой земля была бы бесплодной и мертвой». Среди кабалистических диаграмм, представляющих философский камень, Кейнс нашел также index chemicus[15], в котором перечислены все известные алхимикам тела, а также длинный свод фраз из Священного Писания, упорядоченных в соответствии с их значениями в различных языках.

Ньютон был убежден, что древняя религиозная доктрина была со временем искажена, и искал ее изначальный смысл с неизменным упорством, проявляя ту же глубину анализа, что характеризует его научные работы. Несомненно, это один и тот же Ньютон ищет философский камень и открывает секреты гравитации («она похожа на очень тонкую субстанцию, скрытую в материи тел») и света (состоящего из «множества корпускул, обладающих невообразимой скоростью и неприметностью»). По иронии истории гравитация стала сейчас еще более таинственной, чем философский камень: в отличие от всех прочих сил природы, которые объединяются в рамках единой теории, гравитация остается загадкой, лишившей физиков покоя.

Отчего же говорят, что Ньютон был магом? — спрашивает Кейнс. — Из-за его взгляда на Вселенную и на все, что она содержит: это одна большая загадка, тайна, которую можно разгадать при помощи чистой мысли, направляемой некими мистическими указаниями, оставленными Богом в мире для того, чтобы предложить эзотерическому братству своего рода охоту за философским сокровищем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Слово о полку Игореве
Слово о полку Игореве

Исследование выдающегося историка Древней Руси А. А. Зимина содержит оригинальную, отличную от общепризнанной, концепцию происхождения и времени создания «Слова о полку Игореве». В книге содержится ценный материал о соотношении текста «Слова» с русскими летописями, историческими повестями XV–XVI вв., неординарные решения ряда проблем «слововедения», а также обстоятельный обзор оценок «Слова» в русской и зарубежной науке XIX–XX вв.Не ознакомившись в полной мере с аргументацией А. А. Зимина, несомненно самого основательного из числа «скептиков», мы не можем продолжать изучение «Слова», в частности проблем его атрибуции и времени создания.Книга рассчитана не только на специалистов по древнерусской литературе, но и на всех, интересующихся спорными проблемами возникновения «Слова».

Александр Александрович Зимин

Литературоведение / Научная литература / Древнерусская литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Древние книги