Ванна с шампанским

Я сходила в туалет, расположение которого уже было мне известно, умылась и вынула из глаз контактные линзы. Пользуясь случаем, похвалила себя за то, что всегда ношу в сумочке запасные «однодневки», так что наутро у меня будет чем добавить своим очам зоркости. Ночью-то мне орлиное зрение ни к чему!

То есть это я так думала.

Записка была прилеплена на зеркало в ванной комнате.

– «Вас потеряли друзья. Оставайтесь в тягости от литра. Криво потом! Америка или Римизак», – недоверчиво моргая, прочитала Настя и тут же раздумала умываться и чистить зубы.

Какие могут быть гигиенические процедуры, когда тут такое дело – шифровка на зеркале!

– Вичка, иди сюда! Быстро! – позвала Настя подругу.

– Быстро не могу, – закапризничала Виктория. – Ноги не ходят!

– Надо меньше пить! – сказала Настя голосом Ипполита из «Иронии судьбы».

– И плясать! – согласилась Виктория.

Она доплелась до ванной и с интересом уставилась на записку.

– Ты что-нибудь понимаешь? – с надеждой спросила Настя. – Мне кажется, первые три слова означают «их нашли враги».

– Хорошо, если «их», а если «нас»? – нахмурилась Виктория.

– В любом случае, ничего хорошего. Ты можешь перевести, что там дальше?

– Конечно. – Вика сняла бумажку с зеркала. – «Оставайтесь» – это «не оставайтесь», то есть, скорее всего, «идите». «В тягости»… Гм… Это что за намек?

– Так говорят про беременность, – осторожно подсказала ей Настя.

– Знаю, но у нас должно быть строго наоборот.

– Наоборот – это бесплодие, тоже плохо!

– Нет, тут другое. Тяжелый – легкий… О! «Идите налегке»!

Настя выхватила у нее шифровку:

– А что такое «от литра»?

– А вот это – суровая правда, – вздохнула Виктория, наклоняясь над умывальником и открывая кран с холодной водой, чтобы умыться. – От литра и более – это количество выпитого нами спиртного! Но тут должно быть что-то другое. Не литр.

– Может, грамм? Или метр?

Виктория подняла голову:

– Настя, ты гений! «От литра» – это «к метро»! «Идите налегке к метро»!

Они столкнулись лбами над запиской:

– Криво потом?

– Прямо сейчас!

– Америка – Индия!

– И… Или… Слушай, а что такое Римизак?!

– Римизак, с большой буквы… Не знаю! Что-то римское… Нет, знаю! Кто такой! Строго наоборот – Казимир!

Подружки посмотрели друг на друга и захохотали.

– Итак, что у нас получилось? – отсмеявшись, Вика расправила бумажку с шифровкой. – «Нас нашли враги. Идите налегке к метро. Прямо сейчас! Индия и Казимир». Четкая и ясная инструкция!

– Пойдем? – Настя с тоской посмотрела на кровать.

– Обязательно.

– Прямо сейчас, да?

Вика тоже поглядела на постель, потом на подругу… и они дружно провозгласили хором:

– Нет, криво потом!

Под утро я проснулась от того, что мне показалось, будто меня бесцеремонно лапают. Кто-то жадно шарил ручонками по моему телу – в районе пояса и ниже!

Не скажу, что это было совсем уж новое, неприятное и пугающее ощущение – случалось, меня трогали и даже тискали куда менее деликатно. Будь я в своей постели, отреагировала бы без паники.

Но подо мною был кургузый диванчик вокзального кафетерия, а это меняло дело, потому что я на генетическом уровне воспринимаю вокзалы как места повышенного риска утраты имущества.

Согласно нашему семейному преданию, моя прабабушка в восемнадцатом году, удирая из красного Питера в белый Екатеринодар на бронепоезде, вывезла на себе столовое серебро, изобретательно притачав ножи, ложки и вилки к корсету. В середине двадцатого века уже моя бабуля, перемещаясь из конца в конец огромной страны вслед за дедом, который был кадровым военным, прятала деньги в бюстгальтер. А мамочка моя в аналогичной ситуации делала «захоронку» в специальном кармане, нашитом – изнутри – на трусы!

Предметы современного дамского белья, сшитые из невесомых полупрозрачных лоскутков, в качестве сейфов уже не используются. Тем не менее в нашем семействе полезный рефлекс закрепился. Находясь в пути или же в местах, к оным путям приближенных, я на подсознательном уровне воспринимаю любое прикосновение к моим интимным зонам как попытку ограбления.

– Кто? Что?!

Я вскинулась на скамейке, как ужаленная, и рухнула обратно, притянутая ремнем сумочки. Его я перед сном пропустила через грудь, как орденскую ленту, а саму сумочку для пущей ее сохранности затолкала под поясницу, да еще и засунула поглубже между планками скамьи. Получается – сама себя привязала.

Пока я билась, как спутанная лошадь, жадные руки, чьи прикосновения меня разбудили, «сделали ноги» – то есть обладатель рук удрал.

Победив предательский ремень, я села и огляделась.

Кафетерий давно закрылся. Посадочные места оккупировали сонные граждане с баулами, и лучше всех устроился мой дорогой братец: он единолично занял сразу два мягких диванчика и с головой укрылся флагом. Выглядело это героически: пробегавшие мимо пассажиры на накрытое знаменем неподвижное тело откровенно заглядывались.

Мне стало обидно. Я, значит, корчусь на жесткой лавочке, а Зямка разлегся, как барин!

– А ну, подвинься! – потребовала я, тесня посапывавшего братишку на его мягком ложе.