Ваншот: За пределом («Oneshot: Beyond») (СИ)

Прут отнимают от тела, предоставляя мне возможность чуть-чуть перевести дух, и прижимают вновь. Снова и снова. К одному и тому же месту, отчего ожог становится все болезненнее, а мясо выжигается до кости.

Я охрип, сорвал голосовые связки. У меня дерет горло от постоянных криков, кажется, гортань распухла, как полено.

Наконец, боль становится невыносимой, и я на короткое время погружаюсь в холодную освежающую тьму.

…При подготовке разведчиков-диверсантов ГРУ им преподают специальный курс о том, как противостоять допросам, в том числе с применением самых крайних, жестких методов воздействия. Если говорить проще, их учат, как выдержать пытки и не сломаться.

Вообще, у боли есть две характеристики: сила воздействия и ее продолжительность. То есть важно не только насколько сильна боль, но и как долго вы умеете ее терпеть. Бывает, что люди с высоким болевым порогом могут без единого стона вынести, когда им отрезают один палец, но ломаются на третьем или четвертом, не в состоянии и дальше терпеть такую боль.

Впрочем, в большинстве случаев, важнейшая цель пыток заключается не просто в причинении физических мучений, основная задача – сломать психологический защитный барьер, чтобы уничтожить личность человека. И не важно, кто выступает в роли истязателя – опытный подготовленный палач спецслужб или хулиган на задворках школы. Для обоих главное – сломать человека, уничтожить его суть, подчинить себе, не доводя до фактической смерти. Именно поэтому наряду с болевым воздействием обязательно применяется психологическое давление: запугивание, шантаж, унижение.

Пережившие такое воздействие люди уже никогда не станут прежними, возврата к нормальной жизни для них нет. Физическая боль со временем забудется, а вот психологическая травма останется навсегда.

У профессионалов разработаны целые тактики, как правильно пытать, и как противостоять пыткам, чтобы избежать фатального распада личности.

Умелый подготовленный диверсант точно так же плачет и кричит на допросе, когда ему раз за разом прижигают грудь, как и обычный прохожий с улицы. Секрет профессионала не в том, чтобы не стонать во время истязания, а в том, чтобы, когда все закончится, остаться самим собой – не калекой в психическом смысле, а по-прежнему сильным, уверенным в себе и потому опасным…

– Физическая боль рано или поздно забудется, а психологическая травма останется навсегда. – У меня бред. Я цитирую кусками секретный курс спецподготовки. Нет, я не состоял и не участвовал. Но случай, ознакомиться с конспектами, был – там, в настоящей жизни, его предоставил один мой наниматель, из тех самых серьезных дяденек в строгих костюмах. Дал пролистать распечатку и тут же забрал обратно, но мне хватило…

Сознание прояснилось окончательно, мой индикатор здоровья снова стал полон под завязку – Карнавал опять вылечил меня. И только разум еще помнит – ох, как помнит! – испытанную совсем недавно боль.

К счастью, бредил я про себя, не вслух, или так тихо, что мои истязатели не разобрали слов. В противном случае задавали бы совсем другие вопросы…

– Откуда ты узнал точку Ваншота? – орет мне в лицо Отшельник. Он по-прежнему нависает надо мной горой, давит Харизмой, пытается заставить поверить в мою ничтожность перед его нескончаемой силой. – Как сумел управлять дронами? Смотри на меня, кусок дерьма! На меня смотри! Про тиму и геймера – это правда? Зачем ты полез к Круизникам? Говори! Ну!

Мне на грудь опять ложится раскаленный прут. В то же самое место. Это один из приемов «правильных» пыток – когда палач повторяет свои действия, раз за разом. Жертва уже знает, что ее ждет, и тут срабатывает психология: бедолага машинально начинает стонать еще до того, как горячий металл вопьется в тело, и тогда боль кажется сильнее, чем есть на самом деле. Мы сами, наше подсознание и страх, усиливаем ее.

Кстати, и пытка раскаленным металлом для меня выбрана неслучайно. Она призвана напомнить подсознанию о том, как я совсем недавно заживо сгорал в огне взорвавшейся плазменной гранаты. И потому нынешняя боль от ожогов должна усиливаться многократно.

– Физическая боль забудется, – как заклинание твержу я. – Главное, не потерять себя.

Чтобы этого избежать, я отфильтровываю голоса мучителей, словно посторонние, не относящиеся к моим страданиям звуки.

Голоса и боль не связаны друг с другом. Отшельник и боль не связаны между собой. У боли вообще нет причины. Она сама по себе, как стихия. Ее надо пережить, и она пройдет.

Отшельник что-то орет и брызгает слюной мне прямо в лицо, но я не воспринимаю его слов. Это просто работает радио, и ко мне оно отношения не имеет. Раз за разом я убеждаю себя в этом, твержу, как мантру, как заклинание.

Рептилоид надвигается на меня, с угрозой и намеком ставит ногу на мой стул в миллиметре от самых нежных частей тела. Любой мужчина в такой ситуации непроизвольно дернется, стараясь уберечь свое хозяйство. Но со мной не тот случай. Я не осознаю действий Отшельника, отфильтровываю их так же, как голоса.

Перед моим мутным расфокусированным взором внезапно возникает сообщение:

«Получено: Подрыв +5».