Варьельский узник

— Интересно, что он задумал? — Просьба узника не давала Эммануэлю покоя.— Как ты думаешь, почему он хочет ехать с моим отрядом?

— Не знаю... Может, из любопытства — он ведь никогда не был в северных землях. А может, от скуки, просто развлечься,— задумчиво ответил Сальвиус.— Но, если бы я выезжал, я бы взял его с собой...

— Посмотрим, если будет такая возможность...

Она вскоре представилась — де Лувар отправился на встречу с сеньором Ларви, которая по взаимному уговору должна была произойти на границе их владений.

Казалось, узник напросился в поездку с одной целью — насладиться верховой ездой. Он галопом носился по холмам; это явно доставляло ему неописуемое удовольствие. К тому же Проклятый великолепно сидел в седле.

Эммануэль не мог противиться столь бурному проявлению искренней радости. Он пригласил пленника с собой и в следующий раз, а потом еще и еще. Постепенно юноша стал сопровождать его всюду, если только речь не шла о пересечении границ Лувара. Словно эльф, заключенный носился на изящном черном коне, которого обожал и которого сеньор решил однажды ему подарить.

— Вы единственный, кто в состоянии справиться с Вороным Дьяволом. Прошу вас, примите его в подарок.

— Вы же знаете, монсеньор, мне запрещено иметь какую-либо собственность,— смутился узник.

— Да, простите меня... В таком случае, вменяю его вам в обязанность.

Вороной Дьявол и его хозяин обожали друг друга. Это было изумительным зрелищем — смотреть, как они, всадник и скакун, сливаясь в единое целое, несутся вдоль берега, легкие словно ветер.

— Он когда-нибудь сломает себе шею... вдруг начнется сильный приступ?.. Всякое может случиться,— переживал Сальвиус.

И однажды его предчувствия оправдались. Правда, ничего страшного не произошло. Юноша спрыгнул на землю и опустился на колени переждать припадок. Но мучения усилились, и боль долго не отпускала. Эскорт остановился как по команде. Эммануэль подумал тогда, что никогда не сможет забыть эту картину: двенадцать всадников в полной экипировке молча, терпеливо ждут, пока свершится правосудие Регента. Вороной Дьявол время от времени нетерпеливо бил копытом. Через какое-то время скорчившийся на земле человек испустил несколько глухих криков и затих. Спустя еще пару минут юноша выпрямился и, тяжело дыша, медленно сел в седло. Де Лувар с удивлением наблюдал, как отряд, не сговариваясь, тронулся с места. Они неторопливо ехали до тех пор, пока Проклятый окончательно не пришел в себя и первым не понесся в галоп.

— Солдаты любят его,— вечером Эммануэль поделился увиденным с Сальвиусом.

— И все остальные тоже. Как и я, сеньор,— лекарь смутился.

Де Лувар улыбнулся:

— Я тебя хорошо понимаю, мой друг. В нем столько мужества, он так юн и красив... Людям он нравится...

— Есть одно обнадеживающее обстоятельство: его наказание так ужасно, что со временем он искупит свое преступление и о нем позабудут.

На этот раз Эммануэль отрицательно покачал головой:

— Нет, Сальвиус. Я не смогу его забыть... И, честно говоря, не хочу...

* * *

Как бы то ни было, узник стал частью повседневной жизни замка. Солдаты называли его теперь не иначе, как «мессир Олег», напрочь позабыв данное ему судом имя «Проклятый». А с легкой руки Шевильера знать стала звать его «наш гость».

Юноша был очень умен и воспитан, а в силу своего возраста смешлив и весел. Он по-прежнему скрупулезно соблюдал все до единого предписания протокола, но скорее из гордости, чем из боязливой осторожности.

Одевался осужденный очень просто и непритязательно: белого или серого цвета штаны, черная куртка. Воротник и манжеты рубашки украшены кружевом — особенность одежды человека знатного происхождения. Но туфли он предпочитал самые обычные, не аристократов, а простолюдинов. Олег не носил украшений, кроме браслета, который только изрядный циник мог посчитать таковым. Его жилеты и шелковые пояса казались очень скромными. И даже если он позволял вышивальщицам отточить на них свои и без того невероятные умения, то выбирал неяркие краски и неброские рисунки. В общем и целом узник был скорее похож на студента, чем на знатного господина.

Он был высок ростом и очень красив. От него веяло силой и добротой. Ни одна молоденькая служанка не могла устоять перед его улыбкой.

— Ты все еще допрашиваешь их? — с улыбкой спрашивал Эммануэль Сальвиуса.

— Нет. Мне без этого хватает забот,— отшучивался старик.

Заключенный занимал три комнаты в самых верхних покоях замка. Большую часть времени он проводил в самой большой из них, чьи окна выходили на море. Следующая походила на келью послушника. Из мебели там находился лишь застланный льняными простынями и покрытый шкурами тюфяк из папоротника в каркасе из дубовых досок да сундук. Третья комната предназначалась для «нужд тела», как стыдливо именовали в то время подобные процедуры. Ее загромождали лохани и деревянные чаны. Через нее можно было попасть на небольшую террасу длиной в несколько шагов. Большинство людей в его положении с удовольствием оживили бы убранство покоев гобеленами и коврами, но юноша, похоже, не обращал на убогость обстановки никакого внимания.