Читаем Варфоломеевская ночь полностью

Но Мирпуа, стоявший к ней спиною, к моему удивлению, не шевелился. Его широкое лицо было бледно, но в нем была твердая решимость, как я мог разглядеть из моей щелки. И странно сказать, я знал, что, задерживая мадам де Павай, он поступает дурно, но все-таки не мог преодолеть своего сочувствия к нему, когда он сказал твердым голосом:

— Она не уйдет отсюда.

— Она уйдет! — закричал монах, потеряв свое прежнее самообладание. — Глупец! Сумасшедший! Ты не знаешь, что делаешь! — И с этими словами, сделав быстрое движение к двери, он схватил Мирпуа за руку и отбросил его на несколько шагов в сторону, с такою силою, которой я никак не мог ожидать в этой худой фигуре. — Глупец! — прошипел он, погрозив ему своими длинными, кривыми пальцами, с каким-то злобным торжеством. — В эту ночь нет ни одного человека в Париже, ни мужчины, ни женщины, который осмелился бы противиться мне!

— Разве так? В самом деле? — Холодный, насмешливый голос, которым были произнесены эти слова, не принадлежал Мирпуа; он донесся из-за него. Монах отпрянул в сторону. Я ухватился за Круазета и удержал рукою ногу, сведенную судорогой, которую только что хотел подвинуть, воспользовавшись шумом. Говоривший был Безер! Он стоял в открытых дверях; его громадная фигура заполняла почти все отверстие; на лице его была прежняя насмешливая улыбка. На нем был тот же черный костюм, расшитый серебром; но сверху был накинут плащ, над которым сверкало оружие. Он был в высоких сапогах со шпорами и в больших перчатках, как будто собрался в дорогу.

— Разве так? — повторил он с насмешкой, окинув по очереди взглядом всех присутствующих, а также все углы комнаты. — И так никто в Париже не смеет противиться вам? Подумали ли вы, любезный, сколько народу в Париже? Весьма позабавило бы теперь меня, да и присутствующих дам, которые должны простить мое внезапное появление, если бы вас подвергнуть испытанию, скажем: поставить лицом к лицу с герцогом Анжу, или с нашим большим человеком месье де Гизом, или, наконец, с адмиралом? Да, с самим адмиралом?

Ярость и страх боролись теперь в лице монаха.

— Как вы попали сюда и что вам здесь нужно? — спросил он хриплым голосом и с таким взглядом, что если бы он был одарен способностью убивать глазами, то мы навсегда избавились бы в этот момент от нашего врага.

— Я разыскиваю тех самых пташек, которым вы недавно хотели свернуть шею, мой друг, — отвечал ему Безер. — Они исчезли. Они действительно должны быть птицами, потому что, если они не попали в этот дом, через это окно, то, должно быть, улетели на крыльях.

— Никто не видел их здесь, — отвечал решительно монах, желая поскорее избавиться от Безера, и как я благословлял его за эти слова! — После вас я все время был здесь.

Но Видам был не из таких людей, чтобы положиться на чьи-нибудь слова.

— Благодарю вас, лучше я посмотрю сам, — сказал он самым спокойным тоном. — Мадам, — продолжал он, обращаясь к мадам де Паван, — вы позволите мне?

Он не смотрел на нее при этом и не мог заметить охватившего ее волнения, иначе он догадался бы о нашем присутствии. К счастью, другие также не подозревали, что она знает о нашем секрете. Он медленными шагами прошел по комнате и приблизился к окну; между тем, как другие ждали его с нетерпением у дверей. Он отдернул занавесь и заглянул между каждою из полос. При этом послышались проклятия и выражение изумления. Полосы были невредимы, и ему не приходило в голову, чтобы мы могли пролезть между ними.

Повернувшись от окна, он бросил случайный взгляд на кровать, где мы были, и как будто колебался. В руках у него была свечка. Он не видел нас. До его слуха не долетели учащенные удары моего сердца. И хорошо было для него, что так случилось. Если бы он подошел к кровати, мне кажется, мы непременно убили бы его, по крайней мере, сделали бы эту попытку. Вся кровь ударила мне в голову и он представлялся мне как в тумане, выше обыкновенного роста. Я видел ясно только одну точку, около пряжки, на которую был застегнут его плащ, близ ключицы, куда я должен был нанести удар. Но он повернулся от окна с мрачным лицом и подошел к собравшимся у дверей.

<p>Глава VI</p><p>Испуг мадам</p>

Мы вздохнули свободно, когда кончился этот ужас. В тот момент, как мы лежали, согнувшись в невыразимом страхе за альковом кровати, мы пережили целый век опыта и целая цепь ужасных приключений отделяла нас теперь от мирной жизни в Кайлю.

— Их нет здесь, — сказал Видам, поставив подсвечник у очага и бросая любопытный взгляд на своих компаньонов. — Это верно, тем более я должен спешить. Но мне хотелось бы… да мне хотелось бы знать, любезный господин монах, что вы делаете здесь. Мирпуа… Мирпуа честный человек. Я не ожидал встретить вас в его доме. И две дамы? О, господин монах! А, да это кажется мадам д’О? Моя любезная мадам, вы как будто пугаетесь своего собственного имени! Но никакие капюшоны не могут скрыть ваших очаровательных глаз или чудных губок; я сейчас бы узнал вас. И ваша спутница!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги