Варфоломеевская ночь

Следом раздался страшный вопль, полный ужаса, который до сих пор звучит в моих ушах. Она отшатнулась назад, дико взмахнув руками. Я услышал звук падения какого-то металлического предмета на пол. В тот же момент послышался другой крик у окна, и мадам де Паван, подбежав к ней, подхватила ее на руки.

Какою странною казалась теперь эта комната, еще недавно полная гробового молчания, и теперь с нашим появлением наполнившаяся шепчущимися группами. Я проклинал в душе Круазета за его глупый поступок и страшно сердился на него; по теперь было не до выговоров. Я поспешил к двери, приоткрыл ее немного и вслушивался. Но все было тихо в доме. Я вынул ключ из замка, положил его в карман и вернулся назад. Мари и Круазет стояли в стороне от мадам де Паван, которая склонилась над своей сестрой и мочила ей виски, стараясь объяснить ей наше присутствие.

Через несколько минут, мадам д’О пришла в себя и поднялась. Первое потрясение смертельного испуга уже прошло, по она была очень бледна. Она все еще дрожала и избегала наших взглядов; хотя по временам, когда она думала, что мы не смотрим на нее, глаза ее обращались на каждого из нас по очереди, с каким-то странным выражением любопытства с примесью страха. Я не удивлялся этому. То потрясение, которое она вынесла, убило бы другую, более слабую женщину.

— К чему ты это сделал? — спросил я Круазета; раздражение мое далеко не прошло, при виде этого чудного лица. — Ведь ты мог убить ее!

Должно быть, его нервы были сильно потрясены, потому что я не мог добиться от него толкового ответа. Он только повторял, весь трясясь и ходя взад и вперед по комнате:

— Уйдем отсюда скорее, уйдем из этого ужасного дома!

— С большой охотой!

Теперь дорога была открыта, и мы должны были укорять себя за каждую потерянную минуту.

—: Теперь не время сидеть над больными. Мадам де Паван, — сказал я, обращаясь к ней, — вы знаете дорогу отсюда к вашему дому?

— О, да! — воскликнула она.

— В таком случае тронемся в путь! Ваша сестра уже достаточно оправилась. И не будем терять более времени.

Я ничего не сказал ей об опасности, угрожавшей ее мужу, или что мы подозревали его в измене и вообще, что он был главною причиной ее задержки в этом доме. Я рассчитывал на нее главным образом как на проводника; хотя, исполняя нашу главную задачу, я считал своей обязанностью доставить ее в безопасное место.

Она быстро встала.

— Вы уверены, что мы можем выбраться отсюда?

— Вполне уверен, — отвечал я с решительностью самого Безера. И я был прав. Мы тихо спустились по лестнице, потревожив только одного Мирпуа, который настиг нас у самой выходной двери, когда вы возились с запорами. Он было стал задерживать нас, но я живо укротил его, махнув моим кинжалом перед его глазами. Я заставил его самого открыть нам запоры, и, пригрозил ему, если он будет преследовать нас, и мы друг за другом вышли на улицу. Наконец-то, обдуваемые ночным ветром, мы стояли свободные на улицах Парижа. На колокольне ближайшей церкви пробило два часа и едва мы сделали несколько шагов по грубо вымощенной улице, как те же часы торжественно прозвучали на башне.

Мы шли теперь свободнее и увереннее. И если только Безер не прямо отправился к своей цели, то мы еще могли опередить его. Я шел рядом с мадам д’О. Другие были несколько впереди нас.

По временам нам попадалась масляная лампа, качающаяся посреди узкой улицы, благодаря чему мы могли обойти какую-нибудь падаль или перешагнуть через вонючую лужу. В тех местах, где попадались коптящие лампы, мрак и тишина царила в городе. Но у меня являлось сомнение, чтобы здесь люди спали когда-нибудь, потому что неоднократно нам приходилось уступать дорогу вооруженным группам с факелами. Раз я заметил красный отблеск факелов, отражавшийся в окнах высокого, барского дома, отступавшего в глубь улицы. Свет этот исходил со двора, бывшего перед домом и отгороженного от нас низкой стеною, но до меня доносился оттуда шум голосов и людской топот. В другой раз я видел украдкой приоткрывшиеся ворота, из которых выглянули два вооруженных человека, что напомнило мне обстановку нашего первого появления в доме Безера, два часа тому назад. Неоднократно, при повороте в какой-нибудь тайный узкий переулок, я замечал неподвижно стоявшие группы людей. Надо всем носилась какая-то тайна в этом мраке, чувствовалось приготовление к чему-то ужасному, наводившее на меня трепет.

Но я ничего не говорил, и мадам д’О также хранила молчание. Как провинциал, я старался объяснить себе это движение в неурочные ночные часы моим незнанием городской жизни; тем более, что все это не вызывало никаких замечаний с ее стороны. Я старался уверить себя, подавляя впечатление момента, что все это нормально и не предвещает ничего дурного. Кроме того, я был занят мыслью, как мне держать себя с Паваном, в каких выражениях я предупрежу его о грозившей ему опасности, бросив в то же время ему в лицо обвинение в предательстве.