Варфоломеевская ночь: событие и споры

Чтобы закрепить достигнутый успех и продолжить диалог, Екатерина Медичи предложила Елизавете новую брачную партию, своего младшего сына, герцога Алансонского, специальный посол которого Ла Моль прибыл в Лондон и начал вести галантные ухаживания за английской королевой от имени своего господина; за ними последовал обмен письмами между Елизаветой и герцогом, изображавшим пылкую страсть. Однако их «роман» в письмах оказался внезапно прерван событием, заставившим содрогнуться весь протестантский мир, — массовым избиением гугенотов в Варфоломеевскую ночь.

Известия о трагических событиях во Франции достигли Англии 29 августа. По сообщению испанского посла де Гуары, два курьера — английский и французский — прибыли из Парижа и, минуя столицу, отправились ко двору, который находился в летней поездке по стране, но Лондон недолго пребывал в неведении благодаря толпам эмигрантов, начавших прибывать в Англию. Они, по словам испанца, принесли вести о «невероятном событии, случившемся в Париже. Восемь тысяч гугенотов были преданы смерти, вся их секта вместе с человеком, которого они называют королем Наваррским, принцем Конде и адмиралом Франции, а также все значительные персоны, собравшиеся на брачном пиру Наваррца»[84]. Как мы видим, первоначальная информация была неточна, и к жертвам были причислены уцелевшие политические фигуры. Все ждали официального подтверждения этих известий и уточнений, англичане — с ужасом, де Гуара — с надеждой. По словам последнего, «люди здесь охвачены паникой… и если все это действительно правда, королева и Совет будут тоже весьма встревожены»[85]. В первые дни сентября французские события оставались единственной новостью, которую обсуждали в Англии: «Изумление столь велико, что ни о чем больше не говорят, и каждый день из Парижа прибывают курьеры с новыми подробностями», вызывавшими при дворе ощущение подавленности[86]. Тайный совет заседал ежедневно, обсуждая необходимые меры безопасности, по тревоге было поднято ополчение всех графств, смотры которого не прекращались всю осень.

Пребывая в состоянии шока, англичане тем не менее не забыли о своих соотечественниках во Франции: до тех пор, пока их судьба оставалась невыясненной, французскому послу Фенелону Ла Моту было запрещено покидать резиденцию. Его освободили из-под домашнего ареста лишь после того, как выяснилось, что и английский посол в Париже Ф. Уолсингем, и его зять Ф. Сидни, и другие англичане не пострадали во время резни.

Среди первоочередных мер, принятых правящим кабинетом, была активизация контактов с шотландскими протестантами. Регента графа Мара предостерегали относительно угрозы со стороны французов, которые, по мнению английских министров, могли попытаться совершить в Шотландии такую же резню с помощью местных католиков. Англичан, разумеется, в первую очередь заботила проблема собственной безопасности, поскольку успех прокатолической партии в Шотландии и потенциальный мятеж в пользу Марии Стюарт на севере Англии при поддержке французов создавали реальную угрозу того, что страна окажется в полукольце врагов.

Англичане, похоже, внезапно вспомнили, что ставшие с недавних пор их союзниками французы — такие же католики, как и испанцы, и могут представлять собой не меньшую опасность. Де Гуара констатировал, что в Англии царит страх перед Испанией и Францией[87].

Кровавая французская свадьба резко нарушила благостное течение дружественных англо-французских отношений, прежде всего сделав невозможным продолжение переговоров о браке. Поначалу ужас англичан от содеянного «вероломными Валуа» был столь велик, что, казалось, это приведет к полному разрыву англо-французского альянса, на что и надеялся испанский посол, доносивший явно преждевременно: «Союз с Францией публично объявлен аннулированным»[88]. Этого тем не менее не произошло, хотя королева Елизавета недвусмысленно дала понять «своему дорогому брату Карлу» и его матери Екатерине Медичи, что она поражена и негодует, предприняв несколько демаршей.