Результатом пропагандистской кампании против французов и дома Валуа, а также отсутствия у самой королевы искренних намерений выходить за герцога Анжуйского стал его отъезд из Англии под радостные крики толпы, попытавшейся напасть на него. Вослед ему Елизавета направила послание с извинениями, которое свидетельствовало о накале страстей в Лондоне. "Я уверяю Вас, что крайне недовольна тем, что это неблагодарное сборище, эта толпа так оскорбила такого принца"[127]. Однако спустя год и сама королева солидаризировалась с толпой, ее возмущению герцогом не было предела, поскольку в августе 1580 г. депутация Штатов предложила ему стать правителем Нидерландов. В одно мгновение ее "жених" мог завладеть ими и превратить в католическую страну, которая к тому же была бы удобным плацдармом для броска через проливы и возможного захвата Англии. Тень Варфоломеевской ночи снова нависла над островом, старые страхи ожили.
Чтобы нейтрализовать неожиданного соперника, Елизавета в очередной раз возобновила брачные переговоры, как обычно, не собираясь идти в них до конца. Основанием для ее уклонения от окончательного решения снова стало английское общественное мнение и неприятие идеи этого союза. Королева писала: "Невозможно, чтобы наш брачный пир сопровождался ограблением наших подданных [буквально: "был сдобрен соусом из богатств наших подданных"]. Что они подумают обо мне, погубившей ради своей собственной славы свою землю?.. Неужели случится, что королева Елизавета благословит Англию на вечное зло ради заманчивого брака с Франсуа, французским наследным принцем? Нет, нет, этого никогда не случится"[128]. Этого и не произошло. Она продолжала свою искусную игру с герцогом в течение еще четырех лет, снабжая его деньгами, но удерживая на расстоянии до самого дня его смерти, после чего королева выступила в роли скорбящей и безутешной "вдовы", обещавшей Екатерине Медичи оплакивать ее сына до конца своих дней.
Безусловно, ее политика в отношении "французского брака" определялась исключительно соображениями целесообразности, однако английское общественное мнение всегда было составляющей, которую Елизавета I принимала во внимание. Историческая память о недавнем грехе Валуа, обагривших руки кровью протестантов, разумеется, сыграла свою роль в подрыве доверия к французам и дала ей козырную карту на тот случай, если бы она захотела ею воспользоваться. Королева прибегала к ней всякий раз, когда требовалось затормозить ход переговоров и удержать французов на расстоянии, ссылаясь на "глас народа". Тень Варфоломеевской ночи, таким образом, сделала невозможным англо-французское сближение, в котором, впрочем, английская сторона никогда не собиралась идти до конца.
Почему избиений не было больше?
Пример Дижона
Череда событий, известных под названием "Варфоломеевская ночь", которые начались покушением на жизнь гугенотского вождя Гаспара де Колиньи 22 августа 1572 г., а затем привели к массовым насилиям и убийствам протестантов католиками в столице и еще 12 городах Франции в течение шести недель, не имеет себе равных в истории Реформации и Религиозных войн в Европе XVI в. Как исполнители, так и жертвы были лицами в основном гражданскими, а не военными. По меньшей мере 5000 французских протестантов пали на улицах или в своих домах от рук католических соседей. В самом деле, Религиозные войны во Франции ни с чем не сравнимы, так как ни одной стране Европы не привелось испытать в описываемое время ужасов гражданской войны, которая велась бы на протяжении жизни двух поколений.
Основные дискуссии, касающиеся Варфоломеевской ночи, обычно велись вокруг роли двора и того, кто же прежде всего искал смерти адмирала Колиньи[129]. Эти споры все еще продолжаются. Недавно Жан Луи Буржон постарался защитить Екатерину и Карла IX от традиционных обвинений в соучастии и указал на других виновников, в частности на некоторых судей Парижского парламента и короля Испании[130]. Но, похоже, ни ревизионистские взгляды Буржона, ни более ранние попытки Николы Сатерленд пересмотреть дело[131] не произвели большого впечатления на специалистов по данному периоду. В последних исторических трудах господствуют традиционные воззрения на Религиозные войны; основная вина в них, как прежде, возлагается на Екатерину Медичи и Гизов[132]. Итак, в начале XXI в. в центре внимания историков Варфоломеевской ночи все еще находятся главные фигуры французского двора.