Варфоломеевская ночь: событие и споры

Основное различие между описанными позициями С. Роза и Д. Ван Клей[395] оценивают следующим образом: оно заключается в разнице между "интерпретирующим" и "объясняющим" религию подходами, первый из них (антропологический подход "культурной истории религии") предполагает самоценность религиозного элемента в религии — религия есть специфически религиозное, — поэтому тавтологическая интерпретация религиозного в понятиях религиозного достаточна для объяснения мотивации человеческой деятельности в силу того простого факта, что "божественное" играет значительную роль в человеческом сознании. "Объясняющий" подход отрицает подобную возможность: трансцендентная интерпретация своих действий верующим находится в противоречии с современными критериями научного объяснения (изучать верующего с подобной перспективы значит рассматривать его как субъект не исследования, но веры), поэтому не может быть использована исследователем. Дюркгейм исходил из необходимости "объяснения" религиозного, поскольку за религиозным стоит нечто иное — социальные структуры, выражающиеся через религиозное. Подобный подход имеет в своей основе иной концептообразующий элемент — не объект исследования, а собственные теоретические основания. Однако "интерпретирующий" подход, как несложно заметить, также является теоретической позицией, формирующей направление исследования, что приводит к тем же следствиям, что и структурализм: Г. Хеллер, комментируя статью Холта "Вино, общество и Реформация в Бургундии XVI столетия", обнаруживает в ней весьма характерную черту: Холт объясняет приверженность бургундцев католической партии связью Бургундии с культурой виноградарства, в свою очередь тесно связанной с традициями католицизма. Однако, пишет Хеллер, "как известно, цены на вино значительно поднялись во второй половине XVI столетия, в результате чего стало выгодней вкладывать деньги в производство вина… разбогатевшие виноградари могли иметь влияние в силу своего относительного процветания. Подобная возможность даже не рассматривается Холтом, прославляющим дижонское вино. Виноградари были движимы точно так же силами рыночных отношений, сколь и вневременной традицией"[396].

Впрочем, можно заметить, что в самом факте вычленения религиозного как эпистемологической операции потенциально заложена возможность редукции, обнаруживающаяся при попытке дать религиозному определение, т. е. вычленение области "религиозного" уже само по себе является "искусственной" операцией, имеющей метафизическое происхождение, т. е. отвечающей реальности нашего категориального аппарата — точно так же, как и абстрактные "исторические силы", действие которых в истории в данном случае отрицается. В дальнейшем рассуждение исследователя строится как производное от определения "религиозного", а не от предполагаемой религиозной реальности, поскольку последняя будет систематизироваться и объясняться лишь постольку, поскольку она обязана соответствовать структуре нашего рационализирующего восприятия. Даже не поднимая вопрос, насколько наша способность к познанию адекватна реальности, можно предположить, что эта реальность не имеет столь определенного характера, как то было бы желательно иля строго картезианского подхода. "Религиозное", таким образом, приобретает метафизический оттенок.

Доказательством умозрительности предложенного выше рассмотрения религиозной сферы является тот факт, что ни упомянутые выше тираноборческие трактаты Ф. Отмана и Т. Беза, ни Парижская лига, ни кальвинистское государство на юге Франции не имели в свою очередь исключительно религиозной направленности. Кроме того, хотя религия является набором представлений, она имеет и значительную интеллектуальную составляющую, т. е. является набором идей, а не только механизмов приспособления. Вряд ли можно сомневаться в том, что в основе мотивации кальвинистской аристократии или деятелей Реформации лежал именно комплекс индивидуализированных религиозных и политических идей, далеко не всегда отражающих устойчивую социальную практику, тем более что ни о какой устойчивой интерпретации социальной реальности в период серьезных изменений этой реальности речи идти не может. Дело здесь не только в разнице подходов, но и в исключительной сложности и раздробленности сознания людей той эпохи. В этом случае важно определить условия изучения религиозного — в какой степени можно говорить о религиозных чертах мотивации субъекта. С. Роза и Д. Ван Клей определяют "божественное" как комплекс глубинных, реально существующих и воздействующих на социальное существование представлений. Поскольку для исследователя большое значение имеет деятельность субъекта в истории, нельзя ограничиваться простой констатацией того факта, что эта деятельность повлекла за собой изменения политической, экономической или социальной сфер, но и объяснять причины этого изменения — без отсылки к действию неопределенных "исторических сил".