Гришка сдвинул брови и ошпарил Варю гневным взглядом. Нюра потупилась. А старуха, криво ухмыльнувшись, забегала глазами.
— Мало я знаю. Какой с меня спрос-то? Чай, сто лет на свете ужо живу! Память слаба стала.
— Совсем ничего не знаете? — голос Вари дрогнул от обиды. Неужели, она зря приехала в Лаптевку.
— Может чаго и слыхала, да повторить не смогу. А вот обереги у меня для вас найдутся. Сейчас тока ларчик притащу. А где же он? Тама?
Старуха махнула рукой в сторону печки и через мгновенье исчезла за ней. Какое-то время она кряхтела и охала, а потом смолкла, будто пропала. Зато из-за печи вылез вдруг чёрный кот и, потянувшись, деловито уселся напротив стола. Варя, вся в расстроенных чувствах, не смогла сдержать горькой усмешки.
— Это Изок, — ласково сказал Гришка. — Вышел поздороваться.
За печкой опять раздалось шуршание, только гостям уже не было до него дела. Все любовались пушистым и урчащим хозяином дома, который терся то об одни ноги, то о другие. Между тем объявилась и озадаченная хозяйка. Она, растерянно моргая, уставилась на Варю.
— Куда эта бестолковая шишка задевала ларец, я разуметь не в силах! — старуха постучала кулаком по голове со съехавшим на бок платком. — А может, в клеть сходить? Точно, тамо надо искати. Айда за мною, девоньки.
Варя поднялась и послушно пошла за ней. А Нюра, уже пригревшая Изока на коленях, крикнула им вслед:
— Я здеся обожду, с вашего благословения.
Старуха, сморщившись, переплюнула через плечо и ехидно скривила губы. Прошли через сени в летнюю часть дома с закрытым наглухо ставнями окном. Оттого в холодной и грязной комнате было ещё и темно, как в погребе.
— Дедушка-соседушка, поиграй, поиграй, да мне отдай, — повторяла старуха, как заведенная, роясь в разбросанных вещах.
— Ничего ж не видно. Без толку искать ларец в такой темнотище, — Варя даже не пыталась скрыть раздражение в голосе. Бабка эта совсем разочаровала её своим поведением. Княжна скрестила руки на груди, прищурилась, силясь рассмотреть хоть что-нибудь.
И тут перед самым её носом вспыхнула лучина. Алый язык пламени, выскочивший из темноты, как черт из табакерки, так перепугал Варю, что она, вскрикнув, чуть не рухнула на пол.
— Зачем же так стращать? — буркнула Варя, пытаясь понять, как старушка сумела вообще лучину зажечь.
А старуха в оранжевом свете пламени будто переменилась вся. Редкие брови сдвинулись, и между ними залегла глубокая складка. Глаза блестели и с такой строгостью взирали на Варю, что она невольно попятилась:
— Что вы, бабушка? Почему так смотрите на меня?
— Давно с порчей на лице ходишь? — внезапно спросила одними губами старуха.
— Давно, бабушка! С лета.
Сердце Вари так и ухнуло в груди. Надежда на здравый разговор волной прокатилась по телу. По спине побежали мурашки.
— Как случилась всё?
— Ведьму в лесу встретила. Змору! Она мне мазь дала для белой кожи. Я, глупая, намазалась этой гадостью и подурнела лицом. А может, ты мне поможешь? Как красу вернуть, бабушка?
— Я тебе не помощник. Змора девок красивых портит, а они после ко мне ходют. Да только бессильна я супротив её чар. Не повезло тебе, родимая.
— Но как же так, бабушка? Что же делать? Как найти эту колдушку? Я слышала, что во Взгорьевке она живёт. Она мне сама сказала, что родом из этих мест.
— Ты думаешь, человек это был? — старушка вдруг хрипло рассмеялась. — Духом змора давно лесным стала. Коли и можно её чем приманить, так это кровушкой. А так бесполезно искати.
— Что ты говоришь такое. Она человек из плоти и крови, я сама видала!
— А что ты видала — это ещё неизвестно.
— Белолиция, а глаза, как уголь, чёрные. Волосы медные...
— Да не она это была.
— А кто?
— Не разумею. Все по-разному змору видят. Разве что цвет глаз един в личинах разных. Мрак бездны в очах её тяжело за колдовством скрыть.
— Бабушка, прошу, помоги! Расскажи всё, что знаешь.
— Тебе не с меня спрос держать надо. А с этой вон баламошки своeю.
— С кого?
— С баламошки своeю блаженной, говорю.
Тут Варю осенила догадка:
— Неужто вы про Нюру мою так?
— Про неё, окаянную!
— Да она-то причём? Что Нюра знать может?
— Ох, бестолковая! Ничего не примечаешь. Я слепая и то вижу.
Варя совсем запуталась. Разговор стал казаться ей бредовым. Такие бессвязные фразы обычно цепляются друг за друга гнилой цепочкой в дурных снах. И когда разорвётся цепь, невозможно будет звенья собрать воедино. Варе нестерпимо захотелось проснуться, чтобы ощутить наконец-то облегчение от тревожного чувства, зародившегося глубоко в груди.
— Она не так проста, как ты думать привыкла. Но, впрочем, ты и сама не без греха, барышня, — последние слово старушка не сказала, а ядовито процедила сквозь зубы.
Уголки губ Вари с отвращением опустились, а подбородок она так и выдвинула вперёд.
— Чушь слушать больше не желаю. Я в избу возвращаюсь.