Варяг

— Банзай! — вдруг заорали несколько голосов и многие сотни подхватили клич. Японцы побежали еще быстрее, падая под пулями и поскальзываясь на камнях. В центре наступавших на этот раз был флотский десантный отряд полковника Номото, составленный сплошь из хорошо подготовленных сорвиголов и горящий желанием победить или хотя бы поквитаться за чудовищные потери прошлой ночи — моряки с какой-то пугающей легкостью скакали по подводным камням, крича при этом что-то угрожающее и довольно активно ведя огонь из своих «арисак». Кое-кто из солдат, не выдержав, заорал, заматерился в ответ, посылая пулю за пулей в наступающего врага. Славкин с возрастающим удивлением и беспокойством наблюдал, как неожиданно мало японцев падает под, казалось бы, градом пуль — относительно мало, потому что, с точки зрения наступающих, картина, разумеется, была совсем иной. Поручик, конечно, не раз слышал, как ужасно плохо порой стреляют в бою, но вид как будто заговоренного врага нервировал до невозможности. Теперь, закусив губу, он пытался унять биение сердца — слишком, по мнению Всеволода, живое для офицера воображение мгновенно нарисовало десяток японцев, бегущих со штыками наперевес прямо на него. И, конечно, первым выстрелом Славкин промазал. Глубоко вздохнув и выдохнув, Славкин снова навел револьвер. Неожиданно сразу трое бегущих в его сторону японцев упали — так что прямо напротив поручика образовалось окно. Это почему-то сразу успокоило и дальше Всеволод начал стрелять немногим хуже, чем в тире. Раз-два-тричетыре-пять… шесть. Всеволод начал перезаряжать «Наган», стараясь не смотреть на японцев. Руки все же подрагивали, но уже скорее не от страха, а от волнения.

"А вот офицерского Нагана уважаемый автор, пожалуй, все же в руках не держал. Там настолько тонкая мушка, что ночью "стрелять, как в тире" из него и Балк не может. Я у него консультировался. Тут только если «интуитивно» стрелять, но для этого надо быть фанатом стрельбы из револьвера; либо мушку и целик со светящимися вставками, но и сейчас их хорошо если на один из десяти федоровских пистолетов ставят, а тода таких вообще не было.

Впрочем, источник вдохновения автора тут явно просматривается — верещагинский "Встречный бой с японским десантом". Все-таки здорово, что здесь он не погиб на "Петропавловске"

— Уррра! — закричал рядом неузнаваемым голосом Ветлицкий и устремился вперед. Солдаты подхватили крик и ринулись на выходящих из воды японцев. Славкин, замешкавшийся с перезаряжанием «нагана», вдруг с удивлением заметил, что поднялись не все.

— Убиты, ранены? — мелькнуло в его голове, когда он перемахивал через низенькую груду камней, служивших ему и его соседям укрытием. Один или два солдата бодренько отползали назад, но подумать над этим времени не хватило.

— Урра-ааа! — Заорал Славкин, стреляя в грудь офицеру-японцу, только что свалившему из своего револьвера двух русских солдат — Шесть…

Выглянувший месяц осветил сотни людей, столкнувшихся на белой кромке прибоя в брызгах воды и крови и вспышках выстрелов. Отборный русский мат смешался с рычащей японской руганью и непонятно кому принадлежащими совсем уж звериными криками, сквозь которые иногда пробивался высокий, смертный стон.

— Ноль!!! — японец, занесший штык над полулежащим раненым солдатом, выронил винтовку и схватился, заваливаясь, за грудь, но другой прыжками направился к Славкину. Поручик, вытряхивая из барабана гильзы, попятился назад, но запнулся о мертвого японского десантника и неловко упал на камни. Сзади вынырнул его вестовой Симаков и широкой спиной закрыл японца от Славкина. Раздался близкий выстрел, вестовой дрогнул, шагнул вперед, с размаху ткнул трехлинейкой в невидимого поручику врага и начал медленно оседать.

Славкин вскочил и увидел падающего перед Симаковым японца. Придержал, мягко опуская на землю, своего вестового, в гимнастерке которого справа зияла дыра с темным ободом пороховой гари.

Штык винтовки, выпущенной из рук вестовым, медленно выворачивался из груди японского десантника. Поручик сунул револьвер в кобуру и вырвал из японца трехлинейку. Огляделся. Уцелевшие японцы, отстреливаясь, уходили в море — как будто были двоякодышащими, не сумевшими завоевать землю. Славкин оттянул затвор — патрона не было — передернул, убедился, что магазин пуст и, повесив винтовку за спину, ухватился за тяжелого как медведь Симакова и потащил его от воды, совершенно забыв о пулях, все еще продолжавших посвистывать вокруг.