"Не впадая в фальшь, достаточно считать мерзостью войну наступательную, ничем не вызванную, кроме тщеславия и корысти. Но война оборонительная, как право необходимой обороны, не противна была нравственному сознанию ни таких мудрецов, как Сократ, ни таких святых, как преподобный Сергий. И закон, и Церковь признают это право бескорыстным… И потому эта война может считаться святой и благословенной. Итак, православные, черная туча, давно облегавшая горизонт, разразилась грозой. Японцы, в надежде на своих европейских друзей, первые подняли на Россию вооруженную руку. Мы не хотим войны, наш царь миролюбивый употребил все усилия для ее отвращения. Язычники захотели воевать — да будет воля Божия".[28]
"Черт, придется поменять свое мнение если не о Русской Православной Церкви в общем, то хотя бы об ее отдельных представителях", — мелькнуло в голове капитана!
Вот наконец ушли в сторону «Такачихо» и «Нийтаки» две торпеды из аппаратов правого борта, значит, дистанция сократилась уже до дюжины кабельтовых. Японцы любезно ответили тем же. Минеры на «Такачихо» подозревали, что с такой дистанции добиться попаданий практически невозможно. Но что делать, если командир приказал отстреляться немедленно, потому что крейсер должен начать маневр уклонения от вражеских мин, а это неизбежно приведет к увеличению и так предельной для минного выстрела дистанции? Не слишком опытные минеры «Нийтаки» в точности повторили действия своих коллег. Теперь в сторону «Варяга» эффектно чертили свой путь четыре мины, впрочем, не слишком на самом деле опасных. Но береженого Бог бережет.
— Принять влево, насколько можно!
— Всеволод Федорович, и так идем на пределе опасных глубин. Не стоит.
Штурмана, штурмана, эх, какая ж вы шпана! Черт, ну какой же этот доктор со своим морфием сволочь! Как теперь на прорыве сосредоточиться, когда все вокруг мерцает и из реальности выпадают то секунды, то минуты?
— Ну хоть на полкабельтова левее, мины — они все же поопаснее, чем мель, будут. И не забывайте, у вас в лоции глубины промерены в отлив, а сейчас у нас в запасе еще полметра.
— Знаю, учел. Все равно опасно. Хотя что так опасно, что так, будь по вашему. Может, дать ненадолго полный назад, тогда мины точно мимо пройдут?
— Скорость сейчас тоже важна. Идея хорошая, но несвоевременная. Нам надо еще оторваться. Кстати, Василий, помнишь, что я тебе про шарики говорил? Давай, тащи свое хозяйство на корму. Пока доберешься, будет пора скидывать. И прихвати с собой кого-нибудь, а то один не успеешь.
— Всеволод Федорович. Да присядьте же наконец! На вас лица нет!
— Да, уже… Сейчас. В кресло… Благодарю. Крикните в машину, пусть еще добавят…
Еще пара минут, и за кормой остались и «Такачихо» с «Нийтакой». "Нийтака" сначала дисциплинированно повторила за «Такачихо» маневр уклонения, потом ее командир, увидев, что мина все равно идет ему в борт, положил руль еще круче влево и теперь от стройного японского кильватера остались одни воспоминания. Каждый крейсер разворачивался и ложился сейчас на курс преследования самостоятельно. Но главное, все они, кроме отставшей от своих «Нанивы», были теперь, черт побери, за кормой! Командир «Нанивы», убедившись, что его худшие опасения — остаться на поврежденном крейсере один на один с «Варягом» — становятся реальностью, предпочел отвернуть к правой кромке фарватера заранее. В этот момент на «Варяге» на правый борт могли стрелять четыре шестидюймовые орудия из шести, причем прицельный огонь вели только два из них. На остальных были повреждены прицелы, и их огонь был скорее демонстрационный.