Другая система утверждает, что будто бы перешедшее к нам от финнов скандинавское имя руси имеет свое начало в предполагаемом туземном скандинавском наименовании россами, русами, рюссами — или шведского племени россов в Рослагене, или обитателей фризской области Рустринген, или датских поселенцев сакского Rosengau или готских обладателей финского Risaland'a и т. д. Впрочем и та, и другая одинаково стараются умалить важность точного указания на происхождение русского имени. «Принесено ль было имя руси норманнами, или только усвоено, — говорит Погодин, — основателями государства в том и другом случае остаются норманны». Но на чем же основана вся система норманнская, если не на доказательствах (конечно, не совсем убедительных) скандинавского начала имени Русь?
Тунманно-шлецеровскому мнению возражал Эверс с одной логической точки зрения, но с последовательностью и успехом, открыто сознаваемыми и в среде противного лагеря. Оно иначе и быть не могло. Как все системы, основанные не на исторической действительности, а на одних соображениях, так и эта разрешает только известные отдельные пункты вопроса, оставляя другие не только без объяснения, но и без возможности удовлетворительного ответа. На первый взгляд, случайное сходство между финским Ruotsi, шведским Рослагеном и славянским русь может соблазнить исследователя, уже предубежденного в пользу скандинавизма Несторовых варягов-руси; но этой случайностью и ограничивается торжество тунманно-шлецеровской гипотезы; она не объяснит нам ни перенесения на славяно-шведскую державу финского имени шведов, ни неведения летописца о тождестве имен свей и русь, ни почему славяне, понимающие шведов под именем руси, прозывающие самих себя этим именем, перестают называть шведов русью после призвания; еще менее, почему свеоны Вертинских летописей и норманны Ахмед-эль-Катиба отличают себя в Константинополе и Севилье тем названием, под которым они известны у чюди.
Разумеется, что эти возражения идут одинаково и к системе Круга, и ко всякой другой системе, признающей имя руси иноземным названием шведов. В сущности, система Круга отличается от тунманновской только тем, что он относит начало русского имени для шведов не к финскому Ruotsi (сознавая, таким образом, случайность его созвучия со славянским русь), а к греческому 'Ρώς, будто бы происходящему от прилагательного рыжий. Г. Куник замечает справедливо, что несклоняемая форма ' Ρώς (имя народное, не существующее как слово в греческом языке) обличает явно свое негреческое происхождение; я прибавлю, что вымышленными словами исторических предположений не доказывают. Да и едва ли кто поверит, чтобы славяне, ближайшие соседи шведов, заняли от греков, с которыми еще не вступали в сношения, ими новоизобретенное для этих шведов имя 'Ρώς — красные. Вся система Круга рассчитана в виду только одного известия Вертинских летописей; греческому ' Ρώς до Ингельгейма ближе, чем финскому Ruotsi. Он говорит: «Греки, не финны употребили впервые (в 839 году) название 'Ρώς для обозначения норманнов; Нестор нашел его в первый раз в греческой летописи; византийские императоры в своих письмах к германским называют их 'Ρώς; Лиутпранд также; славяне заняли это имя от греков. Почему ж бы норманнам 839 года было не принять этого имени для самих себя?». Но если славяне заняли от греков форму 'Ρώς — русь для обозначения шведов, если приняли их к себе под названием руси, то когда и почему, спрошу я опять, перестали шведы называться русью у этих славян? Каким образом могло греческое 'Ρώς перейти на всех шведов от трех-четырех норманнов, случайно попавших в Константинополь в 839 году?
Оставить вопрос в этом положении было невозможно. Единственным средством, если не к спасению самой системы, то, по крайней мере, к более рациональному объяснению известий Вертинской летописи и Ахмед-эль-Катиба было открытие генетических шведских россов, наших варягов-руси. Их открыли. Сначала Погодин просто предполагал существование в IX веке шведского племени россов, будто бы давших свое название Рослагену; но вследствие замечаний о Рослагене и о Rodhsin (гребцах) барона Розенкампфа, принял, что нарицательное Rodhsin перешло со временем в собственное или племенное. Об этих Rodhsin было довольно писано в 1862–1863 годах; под влиянием возбужденных в то время насчет их исторической состоятельности сильных сомнений автор «Исследований» отказался окончательно и от Rodhsin, и от финского Ruotsi и возвратился к своему прежнему, самовольному тезису. «Для меня, — говорит он, — очень просто и ясно: было племя норманнское русь, которое в 838 году посылало послов в Царьград (Вертинские летописи), в 844 г. нападало на Севилью (Ахмед-эль-Катиб), в 862 году призвано словенами в Новгород (Нестор)».
В самом деле, очень просто и ясно; только едва ли помирится наука с этим уже чересчур незатейливым способом решать силой аксиоматического приговора один из самых трудных и сложных вопросов всемирной истории.