Варяги и Русь

   — Когда уговорил новгородцев Гостомысл послать послов к тебе, и наши старейшины вместе с ильменцами клятву тебе давали... и наши старейшины вместе с их старейшинами на поклон к тебе ходили, стало быть, и нам ты князь, а нет у нас твоей единой правды... Прежние смуты творятся в родах наших, а ты далеко от нас, некому виновных покарать, некому и суда между нами творить... Бьём тебе челом, — дай и нам твою правду!..

Рюрик на несколько минут задумался. Не удовлетворить посланцев четырёх могучих племён, оставить их без «княжеской правды» было опасно. Если бы эти племена возмутились, они легко увлекли бы за собой ещё не вполне успокоившихся ильменцев.

   — Вижу теперь, в чём у вас дело, — заговорил наконец князь, — вижу, что и на самом деле вы правды ищете, только вот как быть с вами, не знаю...

   — Думай за нас, надёжа наша... слёзно молим тебя! — кланялись послы.

   — Вот я и думаю... Сам бы я к вам пошёл, да не могу я жить среди вас... лучше вы ко мне приходите...

   — Далеко к тебе, княже, и не посмеем мы беспокоить тебя из-за всякой малости...

   — И это верно вы говорите! Согласен с вами... Чувствую я, что должен дать вам правду, но как я вам дам её, об этом узнаете после... А теперь покуда подите отдохните с дороги и ждите моего решения...

Князь приказам радушно, принять и угостить послов, что и было исполнено... Старого мёду для послов не, жалели. Они опоражнивали кубок за кубком, славя при этом князя.

А пока пировали послы, в советной княжеской собрались вокруг Рюрика: его названый брат Олоф, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир и другие ближние советники. Думали они глубокую думу, как им быть с делом посланцев, какую им правду дать...

   — Вот что я тебе скажу, мой Рюрик, — говорил Олоф, — и знак) я, что ты примешь совет мой... Одни ли кривичи, одни ли весь, меря, дреговичи под твоей властью? Вспомни ты, что есть, кроме них, ещё и другие племена...

   — Я — понимаю, что хочешь сказать ты, мой Олоф, знаю, есть ещё поляне, дулебы, древляне, но те не клялись мне в верности и не ищут моей правды...

   — Так надо заставить их искать её, — пылко воскликнул норманн, — пусть наши ярлы Аскольд и Дир идут к ним и покорят их под власть твою...

   — Но лучше ты сам, Олоф! — воскликнул Дир.

   — Я — нет! Я останусь с Рюриком, так как дал клятву никогда не разлучаться с ним... А вы, ярлы, такой клятвы не давали... Идите и исполните это важное дело...

Долго говорили о предложении Олофа, и наконец решено было, что пойдут к полянам Аскольд и Дир, займут Киев и объявят все приднепровские славянские племена во власти великого князя русского Рюрика.

Подумали, как дать правду и кривичам с весью, мерью и дреговичами.

На другой день призвал послов к себе Рюрик.

   — Исполню я желание ваше, — сказал он им, — дам я вам свою правду! Сами понимаете, нельзя мне самому постоянно быть среди вас, так вот и посылаю я к вам братьев своих Синеуса и Трувора... Синеус пусть сядет в Изборске, а Трувор в Белоозере... И будут они править вами именем моим. Если же ими в чём будете недовольны, тогда мне на них челом ударите...

Послы остались довольны таким ответом князя.

И вскоре с Ильменя отправились две сильных варяжских дружины. Одна из них сопровождала Синеуса и Трувора к кривичам, другая же с Аскольдом и Диром пошла на берега Днепра покорять под власть великого русского князя новые славянские племена.

Однако не все испытания закончились для Приильменья...

Вадим, сын Володислава, не умер на поде битвы. Он, обессилев от ран, лишь лишился чувств. Обморок был так силён, что подошедшие к нему варяги приняли его за мёртвого.

Когда Вадим очнулся, то увидел себя в хижине болгарского кудесника Мала... Словно малого ребёнка, нёс он Вадима до берега Ильменя, где у него спрятан был лёгкий челнок.

Мал, легко управляя веслом, гнал челнок через озеро к дремучему лесу, где ютилась его хижина.

   — Зачем я спасаю его? — тихо бормотал старик, — какая сила заставляет меня делать то, что я теперь делаю? На что ещё нужна его жизнь высшим существам, управляющим всем в этом мире? Судьба бережёт его... Для чего?

Долго был Вадим между жизнью и смертью. Но крепкая натура наконец взяла своё и одолела недуг. Мало-помалу Вадим стал приходить в себя.

Мал без устали ухаживал за ним.

   — Вставай, вставай! — говорил он, когда Вадим немного окреп, — собери свои силы, тебе предстоит далёкий путь!

   — Путь, но куда? Я хочу остаться здесь, старик, я хочу умереть на родимых берегах...

   — Нельзя! Здесь жизнь твоя подвергается опасности!

   — Какой? Разве не всё ещё миновало для меня! Разве ещё новые удары готовит для меня судьба? Умоляю тебя, скажи мне ещё раз, что ждёт меня в грядущем? Молю тебя...

Мал усмехнулся и загадочно покачал головой.

   — Пожалуй, я могу сказать тебе это! — отвечал он.

   — О, скорее, не томи меня!

   — Мне не надо даже спрашивать судьбу, чтобы ответить тебе на этот вопрос. Всё ясно и так... В грядущем ждёт тебя то же самое, что ждёт и всех других...

   — Но что?

   — Смерть!

Ответ был прост, но на Вадима он произвёл ужасное впечатление. Со стоном опрокинулся он на своё ложе, бешенство отразилось, на его лице.