Варяги и Русь

Владимир не отвечал. Он смотрел на открывшуюся перед ним Родню. Городок лежал у берега реки и был очень мал.

— Ой, князь молодой, — заговорил опять Добрыня, — стоит ли возиться с Родней-то? Скажи слово, ударим мы на нее разом, и голова моя порукой тебе в том, что сразу же Ярополка заберем.

— Не хочу я того, — отмахнулся досадливо новгородский князь.

— Что так?

— Измором возьмем…

— Измором, говорю, возиться не стоит! Покончить бы с ним, да и делу конец.

— Нет, не следует того…

— Али дружины жалеешь? Али в победе не уверен?

— Да нет же! — сердито крикнул Владимир. — Рогволд полоцкий покрепче был, да и то я брать его не задумался. А тут я крови не желаю больше. Я дело затеял и не хочу, чтобы народ говорил, будто я через труп брата на киевский стол взошел. Хочу я, чтобы Ярополк сам пришел ко мне, челом мне ударил, меня просил его над Киевом заменить. Хочу также, чтобы все это знали, чтобы все ведали. Мало сего: хочу я, чтобы Ярополк сам увидел, какие его люди окружают и чего они стоят. А голова его мне не нужна.

Пусть посидит, нашим же дружинам и без того отдохнуть нужно: трудно притомились они в столь долгом пути, так не все ли равно, где отдыхать? Сторожевую же службу нести, пожалуй, не трудно будет. Ты, Малкович, о том позаботься, чтобы поменьше времени люди настороже стояли…

— Эй, ой, Владимир, — засмеялся Добрыня, — говоришь ты так и от меня же свои думы скрываешь. Все я знаю, куда и на что ты метишь. Хочешь ты, чтобы Блуд и Нонне тебе Ярополка выдали…

— А коли, знаешь это, дядя, так и держи про себя, — оборвал его Владимир, — будешь болтать много, добра из того выйдет мало, так-то…

Зыбата слушал этот разговор, и еще более наполнилось грустью его сердце. Впервые еще при нем во всеуслышание были произнесены имена Блуда и Нонне, и теперь ему было ясно, что эти люди готовы были предать киевского князя в руки врага.

Владимир заметил смущение, отразившееся на лице его друга.

— Ты, Зыбатушка, не печалься, — сказал он, — ты вон христианин, а вы, христиане, всегда воле Господней покорны, так покорись и теперь ей, предоставь Ярополка участи, какая ему суждена, и не горюй, не мучайся за него. Памятуй, что не погибнет он, коль не суждено ему погибнуть. Я же, Владимир, головы его не ищу и крови мне его не надобно. А ты, Зыбатушка, лучше вот что: приходи ты ко мне в шатер; я там у своего ложа занавес приказал раскинуть. Так ты побудь за тем занавесом малое время; да что услышишь, о том умом пораскинь.

— Зачем же потайно буду слушать, княже? — спросил Зыбата.

— Надобно так, Зыбатушка, надобно. Тут я гостей к себе жду дорогих, так ты и послушаешь, что они мне говорить будут. Так же я делаю для того, чтобы не винил ты меня после в Ярополковой судьбе; чтобы мог ты сказать каждому, кто бы ни сказал, будто я руку на брата поднял, — что невиновен князь Владимир ни в чем, что с братом его случилось. Так-то, Зыбатушка, так-то… А теперь вот что: ведомо мне, что много друзей да приятелей в Родне у тебя. Пройди-ка ты к ним туда да поговори с ними, да разузнай, так же ли все Ярополк на своих светочников надеется или колебаться начал?..

— Ой, князь, не хочу я идти в Родню…

— Отчего же так?

— Да все оттого… Люди меня встретят и будут думать, что я как друг к ним пришел, а я как твой разведчик к ним явлюсь; предательствовать, значит, ты меня заставляешь.

— Не хочу я того, — возразил Владимир, — ты для себя пойди в Родню, а потом у меня в шатре послушай, а что после сего сам надумаешь, так мне, ежели пожелаешь, уже в Киеве скажешь.

— А будем-то мы в Киеве? — улыбнулся Зыбата.

— Ой, Зыбатушка, будем. Помяни ты это мое слово, будем.

— Князь! — тихо и вместе с тем серьезно спросил воин. — А на что тебе Киев? Разве мало тебе Новгорода твоего? Ведь ведомо мне, что ты и на Готском берегу гость дорогой и среди викингов своим считаешься. Ведомо мне, что и к франкам ты ходил и в другие западные страны забирался. Так ведь тот край, северный, весь тебе принадлежит, зачем же еще тебе киевская страна? — Владимир ответил не сразу.