Варяги и Русь

— Я, Владимир, верю тебе, — вдруг сказал Зыбата, — Богу неведомому, христианскому служу я и знаю, что не попустил бы он клясться своим именем, если бы была на тебе кровь брата твоего. Народ киевский! Неповинен в злодеянии Владимир князь… Неповинен он, а ежели умереть тут ему суждено, так и я умру вместе с ним…

— Спасибо, Зыбатушка, — тихо проговорил князь.

Он хотел еще что-то сказать, но вдруг, словно шум морского прибоя, загудели голоса:

— Неповинен князь Владимир, неповинен в Ярополковой смерти! Хотим тебя князем над нами. Привет тебе, стольный князь киевский!

— Спасибо тебе, народ мой, — крикнул Владимир, когда крики несколько смолкли, — спасибо тебе. Обещаю тебе, что по княжьей правде своей разберу я, кто виновен в Ярополковой смерти, и покараю вероломцев. Но теперь хочу я поклониться телу Ярополка, хочу плакать у него, вспоминая детство наше. А потом суд мой праведный и для виновных беспощадный…

Он тронул коня…

Ф. Добров Князь Владимир

I

День стоял жаркий… После полудня нагнало туч, а к вечеру все заволокло, предвещая грозу.

— Недоброе творится, — говорили крещеные люди. — Видно, Господь прогневался на нас.

Но не Господь гневался: на киевлян, а одна из жен княжеских, Миловзора, спорила с князем, как назвать своего будущего сына: княгиня хотела назвать его Аскольдом, а князь — Туром.

— Проклятие мое ему! — обозлился князь и ушел, хлопнув дверью.

Снова раздался гром, все вдруг зашумело и загудело вокруг. За первым ударом послышался другой и третий, и наконец все смолкло. Проклятие отца, тяготевшее над ребенком Миловзоры, вылетело в трубу и унесло с собой новорожденного, чтоб отдать его на воспитание нечистой силе, которая находилась в недрах земли, в Торовой горе, над самым Днепром, в трущобе лесной, в ущелье берега, называвшегося Чертовым бережищем: там завела она свой стольный град для упырей, ведьм и русалок, прибрав к своим рукам весь Днепр, и, раскинув свои адские сети, ловила ими людей, которых учила «бесстыдно всякое деяние делати».

На этой горе впоследствии поставили кумира с головой из чистого золота и серебряной грудью. Кумира этого называли Перуном, ему поклонялись язычники, а христиане говорили, что в нем покоится нечистая сила, распространявшаяся по всему бережищу и овладевавшая некрещеными.

Но вот настало время, когда пришел святой апостол и водрузил крест на высоком холме, взвыла тоща нечистая сила и оставила священный холм, берег и рощу, и чтобы не поддаться могучей силе креста, нечистая сила «отвела русло Днепра от священного холма и предоставила ведьмам простор в затоне Черторыя».

Княгиня Ольга, низвергнув идола, поставила на этом холме златоверхий терем, который гордо смотрел на окрестности Киева и видел Днепр, скрывавшийся в густом лесу, реку Почайну и заветные луга. На речке Глубочице, впадающей в Днепр, княгиня Ольга воздвигнула храм во имя св. Илии, громовержца, которого язычники назвали христианским Перуном.

За Днепром находилось озеро Золоча; далее виднелись пески и холм Лысой горы, где ведьмы собирались в лунную ночь и держали там совет, а язычники у подножия его справляли свой праздник Купалу.

Направо вдали виден был Витичев холм, за который прятался Днепр, а за холмом — часть села Займища; немного левее чернела могила Аскольда. Правее, близ рощи, у Аскольдовой могилы расположено было село Берестовец. Еще далее, за ручьем Лыбедью, виднелись села Шулавщина и Добрынино с боярскими теремами. За ними находилось княжеское Перевесище и холм Дира. На левом берегу Лыбеди чернел дремучий лес. За рощей Аскольда светилась Почайна и озеро, с левой стороны которого была каменная могила Олега, а за нею село Предиславино.

Прекрасен был Киев, это преддверие рая, как говорили тогда. И затосковала нечистая сила; ей не нравился водруженный на высоком холме крест, на который она не могла поднять своего взора. И вот вздумала она отомстить. Созвала она всех колдуний и ведьм на Лысую гору, которые и решили воспитывать малюток на «средства и иждивение силы нечистой». Первым опытом такого воспитания, по преданию, был сын князя Рюрика, вторым Владимир и третьим — сын Миловзоры, проклятый отцом.

Поспорив с князем о том, как назвать своего будущего ребенка, Миловзора занемогла и велела позвать повитуху.

— Не добре, — сказала та. — Знать, злое слово убило младенца.

Когда эта весть дошла до князя, он закручинился и пожалел о своем проклятии, но было уже поздно. После этого он сказал своей матери, княгине Ольге:

— Не любо мне, княгиня-матушка, в Киеве: хочу за Дунай… Посажу Ярополка в Киеве, а Олега в Деревскую землю и сам пойду на стол великокняжеский в Переяславец.

Княгиня Ольга упросила своего сына остаться до ее смерти, и он, уступая просьбе матери, согласился; Святослав похоронил мать и после этого, распределив сыновьям уделы, сел в красную ладью, распрощался с женами и народом и уехал.

До отъезда Святослава новгородцы просили князя себе, и Добрыня, дядя Владимира, сказал им:

— Просите Владимира; он взором красен, незлобив нравом, крива ненавидит, любит правду.